Мезенцев ещё бы слушал разговорчивого деда, приходя в себя от пережитых невзгод, но захотелось по сильной нужде. От внимания старика не ускользнуло желание Александра сходить по тяжёлому.
– Ага, понимаю, молодой человек. Встаём-встаём, идём – во-о-от сюда, в конец вагона. Не наступи на человека. «Посудина» для оправления нужных человеку надобностей имеется, лично осмотрел.
Придерживаясь рукой за казённые «палати», где копошился, устраиваясь на ночь, народ, Александр пошёл, осторожно ступая меж лежавшими телами спецвыселенцев. В конец вагона, где так и остались стойла для лошадей, едва не опрокинул оцинкованную ванну с куском фанеры на ней. Здесь же расположилась семья из женщины лет тридцати, кормившей грудью ребёнка, и подростка, строгавшего ножичком палку.
– Давай-ка без стеснений, парень, иди сюда, – дед подтолкнул Александра к предмету исполнения желаний, – я с Кубрушками посудачу.
Оглядываясь на молодую женщину, Мезенцев пересилил себя и, скинув порты, испытал освобождение от давившей кишечник тяжести. Дед Лаврентий присел к кормившей матери и «загулюкал» с ребёнком, строя ему «козу». Чадо, округлив глаза на лохматого старика, не отпускало источник питания и чмокало быстрей, словно боясь потерять живительный кладезь молочка.
– Ты бы, Анисья, не терзала себя, живи тем, что есть, – заговорил с молодой матерью дед, – ить на плечах двое сорванцов, береги себя. Поможем, чем можем, не бросим. Мужик найдётся, куда денется? Может, в соседнем вагоне находится, ищет щас. Всякое бывает: люди теряются, находятся. Жисть-то – она вишь штука какая: не знаешь, где найдёшь, где потеряешь… Вона что, Анисья. Слышь, поди, меня?
Женщина всплакнула, утерев глаза расстёгнутой кофточкой.
– Слышу, дедушка, потерялись мы в самом начале, как взяли меня с детьми и родителями. Где они? Не знаю. Ни мужа, ни матери с отцом…
– Ничего-ничего, молодица, Бог терпел и нам велел. Верь в него – обойдётся: и родители найдутся, и муж обернётся. Поверь, моё слово верное, так и будет.
Дед встал, скрипнув суставами ног.
– Эх, старость, старость. Лександра, как там? Полегчало?
– И то правда, – подхватился откуда ни возьмись шустрый мужичонка в зачуханном армячке. – Чего занимать посудину-то? Освобождай, антилигент – гы-гы-гы.
Мезенцев прикрыл фанерой ванну, из которой несло запахом жизнедеятельности человека, и отошёл к Лаврентию, сидевшего с женщиной. Мужичонка плотоядно скользнул глазами по обнажённой груди Анисьи, всё ещё кормившей ребёнка и, пристроившись к ванне, с удовольствием издал протяжный звук.