– Спокойной ночи, – сказал он. – Спокойной ночи, спокойной ночи.
– Иди, – велела она. – Сделай, что должен сделать для отца и матери, а потом спать.
Он сказал:
– Я возношусь от луны, я возношусь из ночи.
Она обернулась к нему с порога. Во взгляде той, которая прежде так много смеялась, которая первой пускалась в пляс, была такая скорбь. Может, он обманул ее ожидания? Усугубил ее печаль? Он стоял, понурившись, пригвожденный к месту ее взглядом. Она повернулась и скрылась за дверью.
Дома он собрал какой мог ужин для себя и отца. Что‐то еще оставалось из купленного для поминок – жирный шматок ветчины, желе, остатки хлеба. Он выложил все это перед отцом, тот моргнул, сказал “спасибо” и начал есть. Прожевав кусок, он дышал из своей машины.
Мать все еще была в постели. Как им быть с едой, если она в скором времени не встанет?
Пока отец ел и дышал, Лукас отправился в родительскую спальню. Он тихо, нерешительно толкнул дверь. Спальня была темной, полной полированного дерева и шерстяных покрывал. Над кроватью висело распятие, темнея на фоне траурного мрака.
Он позвал:
– Мама?
Лукас услышал, как шевельнулись простыни. Услышал еле слышное дыхание.
– Кто тут? – спросила она.
– Только я, – ответил он. – Только Лукас.
– Лукас, любовь моя.
У него затрепетало сердце. На какой‐то миг показалось, что он может поселиться здесь с матерью, в этой сладкой теплой тьме. Что он может остаться с ней и читать ей из книги.
– Я тебя разбудил? – спросил он.
– Я никогда не сплю. Подойди.
Он сел на краешек кровати. Ему было видно, как разметались по подушке ее волосы. Ему были видны ее нос и щеки, темные пятна на месте глаз. Он коснулся ее лица. Оно было горячим, сухим, словно присыпанным пеплом.
– Хочешь попить или поесть? – спросил он. – Чего‐нибудь принести?
Она сказала:
– Что с тобой случилось? Отчего это ты так потемнел?
– Я был на работе, мама. Это просто пыль.
– А тогда где же Лукас?
– Мама, вот он я.
– Ну конечно это ты. Я опять немножко путаю, правда?
– Давай я принесу тебе воды.
– За курами нужен пригляд. Ты позаботился о курах?
– О курах?
– Да, детка. Уже поздно, да? Думаю, уже очень поздно.
– У нас нету кур.
– Нету?
– Да.
– Прости меня. Раньше у нас были куры.
– Ничего страшного, мама.
– Ох, легко тебе говорить “ничего страшного”, когда ни кур нет, ни картошки.
Лукас погладил ее по голове и сказал: