– Если эта штука хоть одного таракана тюкнет, я вам полбатончика отдам, – усмехнулся паутинный клещ, кусая шоколадку.
Крушитель застревал, искрился, припадал на шаткие колени. Одним словом, позорил меня, как инженера. Дядька потерял интерес и сделал радио погромче. В унисон бряцали клавиши и литавры, визжали струнные – майор Хлой сегодня передавала классику. Раздосадованная, я капнула в батарею ещё раствора и взяла ручной контроллер.
– Э, мы с пультом не договаривались, – запротестовал сосед.
– А мы с вами и не играем.
– Подерзи ещё старшим! – обиделся дядька. – Да куда ты!.. Вон, вон, вон побежал! Дави!
Под ободрительное гиканье Чиджи робот затрясся шустрее и снова завладел интересом соседей. Погоня набирала обороты. Наконец один таракан сам застыл прямо под корпусом Крушителя. Тень он там нашёл, что ли. Только бы хватило батарейки! – взмолилась я, и робот сообразил шмякнуть по таракану.
Шмяк!
Шмяк.
Шмяк…
Мухобойка колотила жука по спине, но не могла раздавить. Не хватало силёнок. Таракан замер, подобрал лапки – и сиганул из-под брюха Крушителя. У стены его размозжил башмак соседа.
– Вот вам и робототехника! – подытожил он, шлёпая по полу и приканчивая одного беглеца за другим.
– Правильно, – поддержала тётка. – Ни уму, ни сердцу эти опережающие технологии. Баловство! Вот я не пошла в институты. И мать моя на ферме потела, и бабка. Не в научной фантастике жили, а здесь и сейчас. Здесь и сейчас, ясно? И все были при деле! Умели, то есть, руками работать.
Изловив робота, пока и его не прихлопнули, я задрапировала нашу палатку. Спорить с соседями было никак нельзя. Нажалуются. Это у себя в голове я всегда лихо побеждала в дебатах. Я зажгла блесклявку и уложила Чиджи спать под утомительные трели оркестра. Одна симфония сменялась другой, а скрипки всё стонали. Почувствовав, что атмосфера бойлерной душит, я вышла в коридор.
Шагов через десять-двадцать поняла, что в бункере что-то не так. Замедлилась. А потом поняла, что именно. Те жалобные скрипки по радио. Это были не скрипки. Я прижала руки и уши к стене и услышала… голос. Стоны. Крики.
Что?
Вспомнился мерзкий череп эзера. Серый дым, волочившийся следом. Голые кости рук. Это он кричал за стеной? Его что… пытали? Выходит, вот для чего обитателей бункера глушили концертами. Чтобы мы не слышали воплей. Я пыталась думать о чём угодно, кроме этих стонов, но они преследовали меня по коридорам. Кричали всё громче, и вскоре стало ясно, что пытка – прямо здесь, за дверью в медблок. Надо было идти дальше. Или убежать назад. Но. Но… Я ещё плохо знала эзерглёсс, и всё-таки разобрала: