Почему же я гукаю, не решаясь спросить, нормально так или нет?
Всё потому что боюсь Козла. А пока боюсь – он не делает мне шага навстречу.
Зачем мне вообще нужны такие занятия? На кой, спрашивается, ёлки палки, фиг, я стою здесь с ненужным мне саксофоном?
Я быстро выдохся. Гукать перестал – сижу нахохлившись.
Ботинок вернулся часа через три, а с меня пот течёт градом. Хотя я уже давно и не гукаю. Козёл – тот и вовсе куда-то ушёл, оставив входную дверь приоткрытой.
Я говорю, – Папа, пошли домой. Дверь открыта!
Но Ботинок чихает и ничего не отвечает. Простудился видать, пока под дождиком у подъезда стоял.
А потом, знаете что он сделал? Схватил этот наполовину вывалившийся с полки «Советский Джаз» и невесело подмигнув, вынес его под полой костюма!
Глава вторая.
Когда я услышал, что меня отправляют далеко-далеко, я даже обрадовался. А кто не обрадовался бы?
По рассказам Ботинка, я сперва подумал – избушка на курьих ножках будет стоять где-то в лесу. Разбойничий, может, домик. Или пряничный. Меня бы устроил любой из этих вариантов. Ведь хотелось поскорее всё заново начать – с полного нуля. Утопить в неочевидном пассаже, раскидать всё вокруг и успокоиться, а поняв, что живёшь в разбойничьем домике, можно обойтись без лестничных пролётов, без совмещённых санузлов и мусоропроводов. Без соседей под окнами, телефонных разговоров и всего остального. Без советских мультфильмов, джаза, Козла и без того тоскливого погружения в вечность, которым пахло в его коммуналке, а с тех пор как он ушёл оттуда навсегда заполнило собой всё вокруг.
Да ведь Ботинок и сам так хотел. Услышав однажды по радио обрывок песни со словами «…и СССР как планета», Ботинок испуганно втянул голову, поцеловал Мопсю, вызвал такси на Сенную и убежал его ловить под проливной дождь. Вернулся он поздно. А вернувшись, не торопясь поел, уселся перед компьютером, включил колонки и погасил свет. Потом поставил длинный и скучный концерт Майлса Дэвиса. Всё это значило лишь одно – большое дело перед этим проделал, можно и расслабиться втихаря.
Такие концерты Ботинок предпочитал смотреть как футбол, долго готовился, надевал тапочки и халат, открывал пиво, которое не любил и хлопал упаковками чипсов как шариками. Просто так бы не стал этого делать. А Мопся все шевелила губами и шелестела бумагой на кухне. Потом захлопнула дверь и затанцевала такая вся напряжённая, выплескивая энергию как пружина, и сжимая кулаки от бесмысленных усилий.