…серия зверских ударов – и Антоша в луже крови…
…они добивают его ногами…
…на нём уже нет живого места…
…но, словно воскреснув, он встаёт и пытается говорить дальше…
…а к нему тянутся лапы взбесившихся…
Стоп!.. И я хотел уйти, не поставив на место этих бесов?.. Что же я раньше тупо стоял?..
И такая во мне жалость к Антохе забурлила, такое к нему уважение проснулось, что я, уже не мешкая, заслонил парня собой.
– Всё, харэ! – говорю и слышу, что мой голос звучит жёстко, уверенно. – Нашли себе тренажёр. А ты, Бурый, лучше скомандуй своему стаду слюни утереть да по стойлам разойтись, не то любого зашибу, кто этого святого малого хоть ещё раз своим грязным копытом тронет. И разве есть у тебя, блатняка, зелёная на такие разборки? Мозги включи!.. Всё, разошлись!.. Чё? Не доходит?..
Доходило. Да и эффект был налицо – на физиономии каждого из них. Бурый только пасть свою, скривившуюся от неожиданности и возмущения, открыл, как сию же минуту за его спиной аплодисменты послышались. Все тут же обернулись и онемели. А Мишуня, наверное, от такого шока, в штанишки наложил…
– Молодец, Метельский! – говорит мне замполит. – Проявил сознательность и мужество.
– Браво, Витя! Браво! – хлопает в ладоши Батя собственной (!?!) персоной. – Так их, собак взбесившихся. Так их!
Появляются охранники. Но Савельевич, переглянувшись с замполитом, говорит ему:
– А пусть самые борзые из этой стаи, Бурый и Козыркин, сами свою жертву и ведут. Пусть ощутят вплотную своё произведение искусств извращённое. Сугубо в воспитательных целях.
– Согласен, – отвечает тот. – Бурый, Козыркин, ну-ка взяли под руки Свешникова и бережно, как самую главную ценность в мире, повели в санчасть. Ухаживать за ним будете лично сами. И не дай Бог, он через три дня в строю не окажется!
– И вам, браво, товарищ майор. На лету схватываете, – улыбается Батя.
– Кто ещё к Свешникову свои ручонки прикладывал?.. Я не ясно спросил?
Один активист (он же козёл), который был не из шайки Бура, молча кивает в сторону верзилы Коляна…