– Там тоже ничего подобного обнаружено не было. А кстати, почему вы вдруг решили консультироваться с антикваром по поводу этой вещи? – поинтересовался следователь.
– Нашла в шкатулке старинную серёжку, которая когда-то принадлежала моей прабабушке, и решила поинтересоваться, представляет ли она какую-нибудь ценность, – ответила я, подумав, если сейчас буду рассказывать историю реликвии со всеми подробностями, то углублюсь в такие дебри, из которых едва ли смогу выбраться.
– И что он вам ответил?
– Что серёжка не представляет особой ценности, но он покажет её на всякий случай своему приятелю-ювелиру.
– Как зовут этого ювелира?
– Я не спрашивала.
– Допустим, вы ушли от антиквара в девять часов вечера, – продолжал Никишкин. – Куда вы пошли потом?
– Я же вам уже говорила – домой.
– Может быть, вас кто-то из знакомых видел по дороге?
– Вряд ли. Во всяком случае, я никого не встречала.
– Каким видом транспорта вы добирались?
– Пешком.
– Насколько мне известно, вы живёте за Двиной.
– Да.
– В тот вечер и всю ночь шёл сильный дождь. И вы хотите сказать, что пошли домой, на окраину города, да ещё в непогоду, пешком, в то время, когда ещё ходил общественный транспорт? Я уже не говорю о том, что можно было вызвать такси.
– Именно поэтому я и заболела.
– Тем более непонятно, почему вы пошли пешком в такую непогоду, рискуя заболеть.
– Хотела привести свои мысли в порядок.
– Значит, вы были чем-то огорчены?
– Вам не кажется, что моё душевное состояние вас не касается.
– Ещё как касается, голубушка. Вы даже не представляете себе, как касается, – обрадовался он и стал что-то записывать в свой блокнот. – Я же понимаю, вы ведь не какая-нибудь закоренелая преступница, притом представительница благородной профессии, призванная спасать людей, а не убивать. Убить человека – это не хухры-мухры. Есть над чем задуматься.
– Что вы такое говорите? Я никого не убивала. Да и мотива у меня не было. Борис Львович был очень близким мне человеком, – ответила я и зарыдала, не в силах больше сдерживать своих эмоций.
– Видали мы таких артисток, – произнёс Никишкин. – Совершат преступление, а потом прикидываются невинными овечками. Только овцы оказываются в волчьей шкуре.
– Кто вам дал право меня оскорблять? – взяв себя в руки, выпалила я.
– Никто вас не оскорбляет. Я всего лишь подозреваю вас в убийстве. Во-первых, у вас нет алиби, во-вторых, вы – последняя, кто видел жертву живой. А что касается мотива, был бы человек, а мотив найдётся, – криво усмехнувшись, ответил Никишкин. – Если ещё обнаружатся ваши отпечатки пальцев в квартире жертвы, вам светит как минимум пятнашка.