Ухаживать за ним было невозможно. Мозг превратился в воду. У него осталось сознание трёхлетнего ребёнка. Он кидался стульями, ломал мебель, сворачивал трубы, когда никого не было, а когда мы с сестрой приходили —притворялся лежачим и несчастным, крича от гнева так, что тряслись стены, а у меня ноги врастали от страха в пол, и я не могла сдвинуться с места от шока.
Он в жизни всегда страшился двух вещей – попасть в психиатрическую больницу и глотать трубку для проведения анализа желудка на сок.
За два года до смерти он прожил в стационаре полтора года, поскольку без сильных препаратов, которые нигде нельзя было достать, только в больнице их выдавали, жить рядом с другими людьми он уже не мог, он был опасен. Вернее, с ним уже никто не мог находиться рядом.
За полгода до ухода его выписали на недолго из больницы, это время для меня было тем, что называют люди адом.
С воспалением лёгких его отвезли в больницу в Москву, там после процедуры насильного (сестра говорила, что увидеть это издевательство над умирающим человеком для неё было пыткой, даже её крики на врачей, попытки остановить их мучительные для него процедуры – не повлияли) забора анализа из желудка он умер.
В желудке ничего не нашли. Причиной смерти указали пневмонию лёгких.
Вспоминая его, я думаю, что тогда мне казалось, что любовь и страх всегда едины. Я любила его так же сильно, как и боялась.
В детстве, когда он приходил домой пьяным, я не могла спать. Подо мной так сильно скрипела кровать от моей дрожи тела, что я не могла засыпать.
Но я всю жизнь ценила в нём отсутствие зависти к кому-либо или чему-либо, его щедрость, его бескорыстие, отсутствие жадности к деньгам, отсутствие ненависти к кому-либо, осуждения кого-либо или чего-либо, его скромность и тихую безмятежную благодарность за самую толику добра, которую ему давали другие. Никогда не слышала от него плохих слов ни о ком из чужих.
Когда мы купили с мужем новую машину, он подошёл и тихо сказал: «Алёнка, а ты не гордись!» Я запомнила эти слова. Я была единственным созданием в его жизни, которое он искренне любил. Он всегда понимал, что я ценю в нём то, что другие понять не в состоянии. Мы никогда не говорили об этом.
Последние слова, которые я ему произнесла, и он был в полном сознании, были: «я люблю тебя, и что бы не случилось – всегда буду рядом». Он моргнул обоими глазами. Улыбаться он был уже не в состоянии. Но взгляд, глаза были глазами моего любящего меня молодого отца. Боли уже не было – у него отнялись и руки и ноги.