Операция «Американский братишка» - страница 23

Шрифт
Интервал


Двойные двери за секретаршей закрылись бесшумно, как всегда.

– Да, интересный экземпляр этот Сергей Петрович Коновалов, – пропел вполголоса Степан Николаевич, освободился от миниатюрного наушника, переключил аппаратуру на громкую связь, поднялся, вышел из-за стола, прошел в угол кабинета, повернулся, развел руки в стороны, сделал несколько энергичных приседаний и почувствовал, что проголодался, – а насчет Попова любопытно будет послушать…


– Ты хотя бы узнал, где это самое Дьяково? – после говядины и чая энергия снова прямо-таки клокотала в Николае Николаевиче.

– Ты множество раз сам был в пяти километрах от него, – Сергей Петрович короткой фразой, как апперкотом, отправил приятеля в нокдаун.

– Это как? – только и смог ответить Николай Николаевич.

– Полагаю, что за тобой был закреплен постоянный номер в доме отдыха Госплана СССР в Вороново.

– Ну конечно, апартаменты. Чудесное место, – оживился Николай Николаевич, тут он мог, что называется, блеснуть отличной памятью. – Старинная усадьба небезызвестного графа Ростопчина. Того самого, что Москву сжег в двенадцатом году. И собственную усадьбу, кстати, тоже, чтобы корсиканскому чудовищу не досталась. Знаменитый маршал Мюрат там ночевал. Главный дом и церковь строил, кажется, Бланк. До сих пор местные говорят, что под всеми постройками есть целая система подземных ходов. В них, дескать, граф спрятал от французов драгоценные скульптуры. Кстати, первыми владельцами Воронова были потомки Волынского-Боброка, героя битвы на Куликовом поле. Последних владельцев, Сабуровых, как водится, перестреляли и переморили в лагерях.

– Молодец, пятерка. Так вот, Дьяково совсем рядом. Свитино, Юрьевка и потом Дьяково. В сторону окружной железной дороги. Только теперь Дьякова нет. Отец вернулся после победы и застал одни головешки. Надо было как-то жить. Пошел в военкомат, куда же еще, военком, сам без руки, увидел его боевые награды и нашивки за ранения, устроил замом к знакомому директору в магазин на Сходне. Так отец и попал в кооперацию. Осел на Сходне, женился. Любовь его дождалась, довоенная, тоже, кстати, дьяковская. Он ее в Юрьевке нашел, голодную, оборванную, в опорках. Потому-то, должно быть, мама так мало и прожила, все оставшиеся силы ушли, чтобы меня выносить и родить.

– Сережа, даже в нашей стране при всех перипетиях люди не пропадают бесследно, – Николай Николаевич, как большой начальник, пусть и в прошлом, справедливо полагал, что в правильно устроенном государстве всегда можно найти человека, ответственного за любую конкретную вещь, будь то пустая коробка, валяющаяся на обочине дороги, или букашка, случайно залетевшая в окно автомобиля, – а уж тем более люди с именами, фамилиями, местом жительства, паспортами и пропиской. Что, не было у крестьян паспортов? Правильно, до шестидесятых годов двадцатого века не было. Зато были разного рода анкеты, справки, разнарядки и, представь себе, доносы. И бухгалтерия, кстати.