Плача теперь уже от счастья, Ольга начала осторожно ощупывать Свирепа, пытаясь определить повреждения. Рёбра явно были сломаны, тело было покрыто поджившими, страшными ожогами, но он был жив – это главное, а выхаживать переломанных собак было для Ольги не в новинку.
Сдерживая рыдания, лишающие её последних сил, она каким-то образом смогла поднять его тяжёлое, изуродованное тело и на подгибающихся ногах понесла на руках домой.
Приходя в себя, чувствуя постоянную, неотступную боль, открывая мутные от муки глаза, Свиреп всегда видел рядом с собой Милку. Она не отходила от него ни на шаг, сутками лежала рядом и, не отрываясь, смотрела на него. Когда её выводили на улицу, она, сделав быстро все свои дела, спешила домой, к Свирепу. Казалось, она принимала его за своего больного, страдающего ребёнка, услышав стон, тревожно сочувственно поскуливала.
Когда Свиреп проваливался в темноту тяжёлого сна, Милка придвигалась к нему вплотную и ласково обнюхивала морду, ей очень хотелось приласкать его, но даже спящий, он вызывал чувство опасности, несмотря на то, что сейчас был беспомощней недельного щенка.
Позже, когда боль стала всё чаще и чаще отступать и Свиреп на некоторое время приходил в себя, она, отодвигаясь от него подальше, всё же не уходила. Так и лежала возле него, оберегая его покой.
Пришло время и Свиреп начал понемногу подниматься, неловко и неуклюже. Милка явно переживала за него и, прибегая за Ольгой на кухню, звала её на помощь в комнату к Свирепу. Иногда, падая, не в силах удержаться на слабых ногах, он жалостно, тихонько скулил. Тогда она, поскуливая вместе с ним, тревожно кружилась рядом в отчаянье от собственной беспомощности.
Объяснить такую преданность с её стороны по отношению к Свирепу, который всегда с трудом её переносил, Ольга не могла. Но в душе она надеялась, что он не сможет не оценить Милкину необъяснимую любовь, и, может быть, хотя бы смириться с её присутствием.
Свиреп же, с каждым днём набираясь сил, мог уже самостоятельно вставать и передвигаться по квартире. Вскоре Ольга стала его потихоньку выводить на улицу, холодея при приближении к ним какого-нибудь соседского пса.
Резкие рывки, а тем более драка могли бы свести на нет все эти страшные недели выздоровления. Но вероятно, память у соседских собак была хорошая и, помня суровый нрав Свирепа, они по-прежнему обходили его стороной.