Мы собирались поговорить спокойно, но я опять почувствовал, что отец подносил зажигалку к ценному пергаменту памяти. И играл ей, не трогая сердцевины воспоминаний, но делая так, что края потихоньку обугливались.
– Папа, так нельзя с мамой, – повторил я уже тверже.
Мне хотелось соскочить и побежать на чердак, где…
– Ты прочитал? – Рита скомкала рукой одеяло.
Нетерпение дрожало на кончиках ее теплых пальцев, билось с пульсирующей венкой на виске.
Я отложил ноутбук в сторону.
– Вижу, к чему ты прицепилась – к чердаку. Но ты ведь не смотришь глубже, а скачешь по верхам. Боишься, что я привязан к прошлому больше, чем к тебе. А страх застилает глаза.
Рита откинула тонкое одеяло и встала. Стояла некоторое время возле кровати в ночнушке и босиком, будто прислушиваясь к далекому гулу.
– Я слишком тупа, чтобы понять, так? У меня нет ни воображения, ни тонкости, которые нужны для понимания подобного. Ну а ты – совсем другое дело. Но ведь ты никогда не говоришь со мной о творчестве. И о прошлом.
– Нет, Рита, ты не тупа. Но ты не понимаешь. Просто по-другому мыслишь. А прошлое принадлежит только мне.
Рита подошла к туалетному столику и притронулась к шкатулке с украшениями. Направилась к окну… Сегодня ее движения были незаконченными, призрачными, намерения таяли на глазах. Жена опять подошла к шкатулке и достала оттуда бусы.
– Ну что же, попробую говорить с тобой на твоем языке, – холодный аметист полетел на одеяло, сочно выделяясь на фоне кремового. – Ты словно коллекционер. Про них сняли много странных фильмов. А я – одна бусинка на бусах твоей жизни. Прошлое, факты, что ты любишь коллекционировать в блокнотах, и твое творчество – другие бусины, и все они в одном ряду не только со мной, но и со всем настоящим. С пикниками, посиделками, поездками, разговорами по душам, ужинами и всей красотой.
На время я потерял дар речи. Обычно мы с Ритой дополняли друг друга, а наши разные языки привносили в жизнь другого недостающую мелодику. Теперь жена переходила черту.
– Почему именно те фильмы странные? – уцепился я за неясность в речи. Сейчас ухвачусь за петельку и расплету всю эту красоту, нагромождение невнятных аргументов человека, который пытается говорить не на своем языке.
– Прости. Никак не могу забыть… ту коробку на чердаке…
– Запретная тема, – процедил я сквозь зубы. – Будешь нарушать обещание?