Целеустремленная, общительная, веселая третьекурсница казалась неуязвимой для невзгод судьбы, о которых вещали многомудрые изречения на старицах её ровесниц в социальных сетях. Этот превосходный образчик здоровья – как телесного, так и душевного – бороздил неспокойные воды студенческой жизни победоносным фрегатом, рассекая туманы острым носиком-утлегарем. И лишь один ворчливый доцент, невысокий пожилой вдовец, смотрел на Мельникову с меланхоличным сочувствием. Ведь он знал, что в морях опасность таится порой не в хмурых штормовых тучах, а в темной глубине, где илистое дно так часто вздымается гибельными пиками подводных рифов. «Не потони только, девочка», вздыхал Валентин Семенович, со старческой брюзгливостью накликая неприятности на неосторожную юность. Но опасениям его было не суждено сбыться. Нет, не потонула юркая, добрая девочка в пенных волнах. Опустившись на самое дно, она восстала вновь, не дрогнув под давящей толщей вод, не став добычей плотоядных акул. Она обрела силу этой бездны. И изменилась.
– Долго спишь, – промурлыкала гибкая хищница, вернувшись в свои томные покои, – Давайте немного взбодрим нашего гостя, – бросила она двум рослым охранникам, вошедшим следом.
Повинуясь её красноречивым жестам, мужчины, не дав юноше опомниться, распластали обнаженное тело лицом вниз. Пленник вяло сопротивлялся, уже хорошо зная, насколько бессмысленны и беспомощны эти попытки. Только когда ему грубо и недвусмысленно раздвинули худые безволосые ноги, он затрепыхался, как пойманный мотылёк, вызвав довольную улыбку хозяйки покоев.
– Проснулся! Проснулся! – зашлась мучительница заливистым смехам, хлопнув в ладоши.
На измученную долгими днями истязаний плоть обрушились новые побои. Темнота за стенами лупанария сгустилась и прильнула к окнам, жадно глотая человеческие страдания подобно ненасытному омуту, а порочные лица на висящих в массивных рамах портретах скалились будто живые.
Руки, державшие юношу, разжались, когда непрерывный вой сменился надрывными всхлипами. Охранники в чёрной полувоенной униформе вторили плебейским гоготом своей начальнице, пока тело на ковре извивалось и корчилось в судорогах. Их набирали особым порядком, из кандидатов, чьи характеристики были безнадежно испорчены склонностью к садизму, чтобы все поручения руководства исполнялись не только старательно, но и с удовольствием. Вторым «бонусом» к подобному выбору являлась верность. Здесь осужденные обществом ненавистных моралистов личности получали единственный шанс обрести новый мир, которому становились преданы как псы.