Проблема усугубляется дисбалансом в социальных устоях – употребление столь сильного яда с наркотическим эффектом, алкоголя – дело легальное, и в целом не осуждается. При этом признание отдельного человека алкоголиком происходит обычно на самых поздних стадиях и является клеймом. Поэтому любой алкоголик, еще не достигший тяжелых форм и в общем ведущий вполне социальный образ жизни, до последнего не признается ни себе, ни тем более окружающим, так как боится получить социальное клеймо, способное крайне негативно повлиять на многие стороны его жизни. В то же время человека могут причислить к наркоманам, узнав всего лишь о разовом некомпульсивном употреблении нелегальных существенно более легких наркотиков.
Как это ни парадоксально, когда вы бросите пить, лучшее, что можете сделать, объясняя другим, почему не собираетесь выпить вместе с ними, – это рассказать, что вы являлись алкоголиком, и поэтому больше не пьете. Где-то на втором месяце трезвости, в период довольно сложный, когда приходится рассказывать знакомым, почему ты больше не пьешь, я впервые оказался в доме одного состоятельного бизнесмена в понедельник утром. Мне было необходимо решить с ним кое-какие деловые вопросы, после чего отправиться на работу. Дело было около одиннадцати утра, и он пил французский коньяк вместе с парой своих коллег. Встретив меня и усадив за стол, он стал настаивать, чтобы я выпил вместе с ними. Мои отговорки, что мне сегодня предстоит садиться за руль, ехать в офис и работать, что у нас в компании нулевая терпимость к алкоголю в рабочее время, означающая моментальное увольнение, к моему большому удивлению, не производили никакого эффекта. Мол, да что такого – выпей с нами рюмочку и езжай по своим делам! Он был так настойчив, что мне пришлось налить себе десять граммов коньяка и, поднимая бокал за разные тосты, просто пригубливать спиртное, не сделав ни одного глотка. Я нисколько не осуждал этого человека, так как и сам много раз пил утром в понедельник, предварительно отпросившись с работы под различными благовидными предлогами, когда правдой было невыносимо тяжелое похмелье. Я видел в нем родственную душу и знал, что его настойчивость, чтобы я выпил вместе с ними, основывалась на нежелании на моем фоне казаться алкоголиком, кем он на самом деле очевидно являлся. Так произошло, что через пару недель я также по делу пришел к нему домой утром рабочего дня, и он опять пил и опять стал настаивать, чтобы я выпил вместе с ним. Тут я, к собственному удивлению, выдал: «Знаете, у меня в прошлом были очень большие проблемы с алкоголем, а теперь я вот не пью, мне нельзя». Он как-то стушевался, немного смутился, улыбнулся, пошутил что-то и больше меня не уговаривал. Я же почувствовал неимоверное облегчение и значительно укрепился в намерении продолжать свою трезвость.