Вести какие-либо дебаты Лирамель не
стала. Молча прочла бумаги, одобрительно кивнула и, от имени дочери
поблагодарив Шаддана, ушла — гордая и прямая, как железный прут.
Точно таким же был когда-то Лирдан. Его тень чудилась Кайлу всякий
раз, когда он смотрел на племянницу, и это вызывало гнев, досаду и
ненависть, от которой сводило скулы.
«Клянусь, — скрипнув зубами, подумал
он и, заметив внимательный взгляд дяди, натянуто улыбнулся, радуясь
тому, что старик не мог слышать его мыслей. — Клянусь честью, что
отправлю ее к праотцам!»
Поскольку Кайл был приглашен на
совет как гость, то протокол позволял ему покинуть собрание в любой
момент, чем он и воспользовался, последовав за Лирамель минут через
пять. Ему хотелось переговорить с племянницей без свидетелей, а так
как Шаддан бдел над ней, как ястреб над птенцами, это была хорошая
возможность. Дядя при всем желании не мог уйти с совета раньше
завершения всех официальных процедур.
В коридоре племянницы уже не
оказалось. Она была далеко не глупа и хорошо чувствовала опасность.
Лирамель старалась не попадаться Кайлу на глаза, однако как только
получила козырь, сразу же потребовала, чтобы ей дозволили свободно
перемещаться по академическому корпусу и предоставили просторные
покои, прислугу и личного повара.
Остановившись напротив двойных белых
дверей, Кайл приказал охране отпереть внешний засов и, постучав,
вошел в небольшую комнату. Справа и слева тянулась чреда точно
таких же комнатушек, отделенных друг от друга узкими арками. В
обычное время эти покои принадлежали офицерам выпускного учебного
звена.
Сев на жесткий, видавший виды
темно-коричневый диванчик, Кайл вытянул ногу и судорожно вздохнул.
От обезболивающего, которым снабдил его племянник, боль заметно
притуплялась, но не исчезала и словно стояла за спиной и злорадно
ухмылялась, выжидая, когда он пропустит очередной пузырек, чтобы
накинуться и растерзать в клочья. Кайл подозревал кое-что, но пока
свои подозрения держал при себе. Тем более выбора как такового у
него не было: терпеть мучения он не собирался и хотел дожить
отпущенное время на ногах и в здравом уме.
Откуда-то слева доносилось
приглушенное пение. Голос у Лирамель был низкий, глубокий, и пела
она неплохо, но мелодия и слова звучали чуждо и незнакомо. От них
веяло иномирьем.