– Берни, – мягко начал я, – вы абсолютно правильно сделали, что
не ввязались. Такую голову, как у вас, беречь надо, и не стоит ею
рисковать во всяких кабацких драках.
По-моему получилось убедительно. Единственное, что мне не очень
понравилось – Николь взглянула на мою собственную голову. Но, по
крайней мере, не улыбнулась и не сказала ничего. Хотя непременно
скажет, чуть позже, когда мы останемся наедине, уж я-то ее
знаю.
– В общем, идите Берни, и спокойно отдыхайте. Кстати, очень вас
прошу и в дальнейшем не ввязываться в подобные события, даже если
вам очень захочется – подумайте о нас, и о том, что мы будем
делать, случись с вами что.
«По крайней мере, мне без тебя будет трудно обойтись точно», –
подумал я, провожая взглядом сутуловатую спину Аднера.
Едва за ним закрылась дверь, и Николь уже открыла рот, чтобы
сказать непременно что-то язвительное, слишком уж ее улыбка для
этого предрасполагала, когда раздался новый стук.
– Капитан… это…
Родриг мялся у самого порога, хотя я широким жестом указал ему,
чтобы он проходил и присаживался.
«Так, еще один, – и мне стало грустно. – Как они все не поймут,
что своими извинениями только усугубляют мою печаль. Ведь это я
капитан, и потому должен был оставаться во главе, командуя атакой
или, в случае необходимости, отступлением. А тут мне даже неведомо,
чем все закончилось. К тому же извиняются передо мной, а смотрят на
Николь. Наверное, из-за ее осуждающего взгляда».
– Родриг, не вздумай даже извиняться! – едва не взревел я. – Все
нормально, иди, отдыхай.
Еще один стук в дверь совсем меня не удивил. «Притвориться
спящим? Тоже не вариант».
– Николь, солнышко, иди, скажи им, что все хорошо, ну сколько
можно! – взмолился я, обращаясь к Николь, смотревшую на все
происходящее с большим интересом. Девушка послушно вышла. Дверь
оставалась полуоткрытой, и потому я слушал:
– Ну как же вы так – не смогли защитить своего капитана?! Как он
себя чувствует? Очень плохо. Нет, до утра точно доживет. Да и потом
с ним ничего не случится. Сможет ли что-нибудь съесть сейчас? Очень
сомневаюсь, Амбруаз. Хотя давай сюда поднос, может, я все же смогу
уговорить его съесть кусочек.
Я лежал и пыхтел, и больше всего мне хотелось вскочить с постели
и втащить за руку Николь обратно в каюту. Явно же, весь этот
концерт она устроила ради того, чтобы меня позлить, когда убедилась
в том, что мне ничего не грозит. Уж ей-то, с ее даром врачевателя,
понять это никаких трудов не составило. Наконец, Николь вошла в
каюту, поставила поднос на стол, присела на краешек постели и тихо
рассмеялась.