Петя кивнул и ударил по самой массивной железной болванке.
– Так это колокол! – догадался он. – А это будут колокола поменьше, со звуком повыше?
Он тут же принялся проверять свои догадки и даже сумел исполнить нечто, схожее с благовестом[28]. И стал озираться по сторонам, явно в поисках нового приложения сил. Деревянные чашки вниманием он не удостоил, пришлось подсказывать:
– А вот этим можно стук копыт изображать. Берем эти деревянные чашки и стучим ими по доске. Нет, не плашмя опускаем, а одним краем с небольшим наклоном и только после прихлопываем всем ободом. Ну, примерно так. А теперь давайте в четыре руки.
– Это целый конный отряд получается, – воскликнул Петя, вдохновенно выстукивая ритм, соответствующий мелкой рыси. – А теперь давайте галопом!
Я кивнула, и мы застучали куда быстрее.
– И что, это все Михеич, простите, Григорий Михалыч придумал? – не без восторга в голосе спросил Петя.
– Нет. Почти все это было и до него известно. Но вот эти самые механизмы он сделал собственными руками и многое в них усовершенствовал. Вот короб в качестве резонатора для «громовой машины» приспособил. И многое другое придумал. Его даже в Александринский театр звали.
– Так чего же он не пошел? – удивился Петя.
– Не знаю. Может, из-за того, что непоседа по натуре своей. Может, иные причины были.
– Эх, какого талантливого человека убили! – воскликнул Петя и осекся.
– Вы не тушуйтесь, – подбодрила его я. – Я же не кисейная барышня, которая делает вид, что ничего не случилось. Мне и вправду горько, но это же не значит, что все нужно скорее забыть.
Петя понимающе покивал головой, аккуратно положил чашки на прежнее место и тихо произнес:
– А вам ничего не известно о ходе расследования?
– Откуда? И потом, отчего вы говорите шепотом?
– Ну, вы же разговаривали со следователем, – заговорил он чуть громче, но все равно вполголоса. – Опять же я слышал, что как раз вы и сообщили ему единственно достойные внимания факты.
Я пожала плечами: следователю, мол, виднее.
– Вас, видимо, просили ничего не говорить на эту тему? – вопрос прозвучал почти утвердительно, а потому я сказала:
– Ну вот, сами все понимаете, а пытаетесь расспрашивать.
– Нет, коли вы слово давали, то конечно… Но совсем же говорить на эту тему не запрещено?
– Не запрещено, – согласилась я.
– Тогда позвольте мне высказать свои рассуждения по этому вопросу? Я вот что думаю: убийство сделано не для ограбления. Так? Следовательно, это либо месть, либо убийство было совершено, чтобы скрыть нечто опасное для преступника, о чем прознали потерпевшие. Вот и надо подумать, что же такого могло быть известно кому-то из убитых?