Его мысли прервал водитель, затормозив рывком у прямоугольного здания ведомственного дома, где проживали партийные бонзы республики, которым советский народ доверил денно и нощно заботится о собственном благополучии.
Красивый уютный дворик, аллея с вековыми липами, несколько лавочек с пенсионерами, игравшими в домино – всё это создавало какую-то уютную атмосферу. При виде черного «воронка» они затихли, выжидательно наблюдая за тем, в какой подъезд направится конвой. Конопатов был уверен, что сейчас у каждого из них гулко бьётся испуганное сердце в груди, потеют ладошки и каждый из этих благообразных старичков мысленно надеется, что это не к нему, а к соседу.
Возле машины выстроились трое автоматчиков. Василь поправил перевязь на руке, важно прищурился, осматривая двор, нарочно держа паузу, теша своё самолюбие, наслаждаясь этой дрожью и ужасом, пронизавшим партийных чиновников в этот выходной собравшихся во дворе, чтобы скоротать день за партейкой другой домино.
Лениво, растягивая время, он отдал им честь, взяв под лакированный козырёк своей форменной фуражки. Двинулся к подъезду, где проживала семья Розенштайнов. Позади, возобновились тихие разговоры, послышался настороженный шепоток, кто-то испуганно охнул, как особо впечатлительная девица. Позади топали двое срочников из роты охраны, взятых скорее для устрашения и солидности. Конопатов был уверен, что Марк не станет оказывать вместе со своей женой сопротивления.
Перепрыгивая через ступеньку, он легко поднялся на нужный этаж и постучал в дверь. Это тоже было неким жестом устрашения, работники органов нарочно в таких случаях стучали, хотя на двери располагался звонок.
– Секундочку!– послышался звонкий женский голос из-за двери. Тонкая филёнчатая дверь почти не скрывала звуков, доносящихся из квартиры.– Марк, открой дверь, будь так любезен. Иначе твои любимые оладушки подгорят и ты останешься без завтрака…
Всё это звучало настолько подомашнему, что позади Василя один из срочников тяжело вздохнул. Василю пришлось обернуться и бросить на нарушителя дисциплины строгий командирский взгляд, напоминающий тому о том, что работников органов госбезопасности не имеет права давать себе слабину и жалеть государственных преступников.
– Сейчас, Розочка! Уже бегу!
Со злостью от этой идеаллической картины Конопатов застучал сильнее и нетерпеливее. Тонкая дверь содрогнулась под его ударами кулака, норовя вывалиться вместе с коробкой.