Ленка тоже явно не была рада такому соседству. В школе, в классе, их интересы практически не пересекались. И о чем теперь они будут говорить – даже если появится такое желание, не знал ни Павел, ни Ленка. Впрочем, та точно заговорит; не может она долго молчать. Но сейчас она, наверное, поставила собственный рекорд. Молчала целый час – так определил Морозов. А потом не выдержала, спросила, изобразив нейтральное лицо:
– Как думаешь, куда нас везут?
Ну, Паша и ляпнул, не подумав; наслушался за два дня баек от Каланчи:
– Продадут. Меня в каменоломни, а тебя в гарем владыке какому-нибудь.
– Дурак! – коротко прокомментировала девочка.
Опять замолчала. А затем ее глаза почти закрылись, лицо разгладилось и губы раздвинулись в легкой улыбке.
– Точно фильм какой-нибудь вспомнила, – как-то мстительно подумал Павлик, – про гарем и турецкого султана. Вот прикол будет, если мои слова сбудутся. Ленка же тогда мои слова до конца своих дней не забудет.
И опять потекли тягучие секунды, минуты и часы. Караван и не думал останавливаться. Степняки, которых опять было десятка три, по очереди останавливались, спрыгивали с коней, делали свои дела. Наконец, когда солнце уже готово было нырнуть за горизонт, сделали короткую остановку. Конвейерную, как позже назвала эту процедуру Баранова. Двое степняков снимали детей с лошадей, передавали другой паре, которые их распутывали; еще двое отводили их в «кустики», то есть в ту же самую высокую траву. Двое разнополых детишек повернулись спинами, и сделали вид, что рядом никого нет. Раньше Паша, которого опять взгромоздили прямо напротив Барановой, не знал бы куда девать глаза. А теперь ничего, даже поговорить захотелось. И Ленка вздохнула, и ответила. Немного пофантазировали на тему ужина – будет, или не будет? Позлословили на предмет прежних обедов и ужинов. Ленка тоже призналась, что столько мяса не ела никогда в жизни. Не по причине нехватки денег, конечно; просто они с мамой так фигуру блюли. Так и заявила. Паша промолчал, не стал комментировать. А девочка, чуть смутившись (очень необычно для нее – Павлик даже рот открыл от удивления), спросила:
– Паша, а те слова, про гарем, ты это серьезно? Ты действительно так думаешь?
Морозову хотелось соврать, успокоить одноклассницу, но губы сами открылись для правды – какой ее себе представлял Павлик: