А сам шагнул в сторону стола, где сидел Пашка, между двумя девицами лет двенадцати. Я вдруг представил себе, что было бы с ними, не успей я сторговаться с тем усачом раньше, чем это сделал барон ван Горок.
– Неправильно ставишь вопрос, барон ван Столбов, – поправил я себя, – а правильно так: «Сумел бы я сдержаться, если бы к моему появлению деньги этого здоровяка перешли в руки торговца живым товаром?». Отвечаю: «Нет!». Развязал бы локальную войнушку против всего здешнего мира. Постарался бы помножить на ноль и самого ванн Горока, и его стражников… а под горячую руку и работорговца с его псами; теми, что с плетьми расхаживали. Ну, а потом и граф… Он, конечно, связан со мной клятвой, но на явный беспредел с моей стороны должен будет отреагировать. А может, у него с Воляном этим, бароном, тоже какая-то клятва взаимная есть. Тут между аристократами столько всего напутано – граф Мерский не даст соврать.
Обо всем этом я размышлял, поглаживая по макушке Пашку, который ревел, не стесняясь, прижавшись ко мне всем телом. Одежда на моей груди – там, куда ткнулся своим лицом мальчишка – должна уже была промокнуть насквозь. Только вот она не могла впитать в себя влагу в принципе; если, конечно, такую «задачу» не поставлю перед ней я. Запросто – только представить нужно, и хорошей такой порции энергии не пожалеть. А я ее обещал экономить – самому себе. А сейчас так вообще эксперимент был; точнее, хронометраж – так, кажется, это называется.
Наконец, я отнял «младенца» от груди, и посадил его на место; на скамью, где теперь ни одной девчонки не было. А рядом вдруг возник мужчина, лет тридцати и типичной учительской внешности. Так я решил, почему-то. И не ошибся.
– Сергей Николаевич, – представился он, протягивая руку, – учитель я, а по совместительству классный руководитель пятого «А» класса…
Последние слова он произнес в явном смятении, быстро снижая напор, с каким начал представляться. Потому что я посмотрел на него, как когда-то на подполковника Погорелова. В упор не замечая, если не понятно. Надо было возвращаться к своей баронской ипостаси – вон как Ганид, трактирщик, приглядывается и прислушивается. Я перевел взгляд на него, добавив минусовой температуры.
– Э.э.э… – потянул мужичок, буквально складываясь под прямым углом в поклоне, – я сделал все, как ты велел, твоя милость…