И вот я рад побеседовать с Вами. О чём? О войне? Нет. Вы не видели её – и хорошо. Скажу одно, что наши газеты не дают достаточно верной картины всей подлости немцев: развалины, кровь, бессмысленная жестокость. Трупы детей, тысячи закопанных живьём людей, обесчещенные девочки (буквально) – нет, об этом писать я не буду. И самому хочется забыть это. Вот почему я не выхожу из строя, даже если имею освобождение.
Недавно я узнал о раздельном обучении. Но с трудом представляю это себе. Очевидно, есть какие-то установки. Может быть, есть долгожданные правила ученика. Не знаю. Напишите мне. Боюсь, что, вернувшись в школу, я буду неопытным и беспомощным, хотя начал работу пионервожатым и не оставлял её до 13 июля 1941 года.
Хотел написать письма Вашим девочкам, но не подыму темы. Писать восторженным языком о войне не могу. Писать об ужасах её тяжело, да и всего не напишешь. Мой им привет. Пусть они не знают этих ужасов, а мы постараемся это сделать. Но только работы в жизни им предстоит много. Пусть учатся.
Теперь просьбы к Вам: разрешите называть Вас в дальнейшем на «ты» и «Марина», пришлите своё фото и пишите о себе, о Москве, о книгах, концертах, о своих вкусах; а я постараюсь писать о том, что вижу.
С боевым приветом, Ваш друг Ган Кротов, полевая почта 40248.
Жду писем и фото.
P.S. Сколько Вам лет? Когда в комсомоле?
Назначаю тебя своим представителем
19.12.43
Милая Марина,
Во-первых, хватаю Галку1 за косички и целую её, за её письмо. Во-вторых, даже самое красивое имя Дея2 не оправдает измену педагогике, так что я ей непримиримый враг. Отец – другое дело: хирургические ножи часто вмешивались в структуру моего организма, за что благодарен эскулапам. Маму твою попрошу приготовить пельмени (моё любимое кушанье) и накормить тебя (назначаю тебя своим представителем), ну, брату писать нечего. Но главное – Галка. Я её заставил бы летать под потолок, вот и письмо её возвращаю обратно, но испачканное3.
Марина, откуда ты взяла, что я могу прекратить переписку или погибнуть? Уж если за два с половиной года надо мной пролетело столько смертей, то на пороге победы погибать нет дураков.
Да, спешу исправить упущение о себе: историк, связан с литературой. Писал, печатался. Работал директором школы в Винницкой области.
Стариком я себя, конечно, называл напрасно. Правда, по документам мне 33 года, но подсчитаем: 8 часов = 1/3 в сутки я спал, долой 11 лет, 2 года на фронте – тоже за жизнь нельзя считать – итак, перед тобой двадцатилетний юноша. Прошу любить и жаловать.