Магомед Танкаевич, недолго прожив вне Москвы, будучи в больнице, после операции на реабилитации в Дагестане, потом в вынужденной командировке,– вернулся в неё будто из астрального мира, потеряв во время своего странствия целую эпоху, и теперь не находил своих современников. Натыкался повсюду на потусторонние лица, знаки и вехи иной культуры, иного уклада и строя. И казалось, не было для него пристанища, безопасной бухты, не было и дома. Семьи, где бы его любили и ждали. Души, готовой откликнуться на его одинокий зов, на его печали и горечи.
Он пробирался сквозь каменные теснины, с трудом одолевая перевалы, погружаясь в распадки, скрываясь в пологие низины. Движение по Москве напоминало блуждание в безлюдных горах Кавказа, где он стоптал не одни подошвы, расстрелял не один патронташ, и теперь, потеряв тропу, без товарищей, без боекомплекта брёл наугад на туманные миражи и видения. Этими видениями были воспоминания о далёкой солнечной поре детства, о матери и отце. Разные люди по-разному вспоминают своих родных. Ему же приходил на память один и тот же сюжет.
Утро. Воздух прохладный, прозрачный, зелёный, как яблоко. Матушка Зайнаб с кувшином полным воды, возвращается с родника. Несёт воду как что-то самое драгоценное. Поднялась по каменным ступеням, опустила старого чекана медный кувшин на землю, принялась разжигать огонь в очаге. Разжигает его тоже, как нечто самое драгоценное. Глядит на него не то с опаской, не то с восхищением. Пока огонь разгорается, мать качает люльку. Качает она её как что-то самое драгоценное. Днём она вновь берёт пустой кувшин и снова идёт к роднику. Потом разжигает огонь, затем качает люльку. Вечером, когда воздух снова прозрачный и прохладный, сиреневый как аметист, Зайнаб опять приносит воду в кувшине, качает люльку, разводит огонь.
Так делала она каждый день весной, летом, осенью и зимой. Делала неторопливо, важно, как что-то самое нужное, драгоценное. Идёт за водой, качает люльку, разжигает огонь. Разжигает огонь, идёт за водой, качает люльку. И так без конца. Такой он вспоминал свою маму. Идя за водой, она всегда повторяла: «Посмотри за огнём». Хлопоча с огнём, наказывала: «Не опрокинь, не пролей воду!» А ещё, будучи очень набожной, говорила за каждым словом, при каждом движении: «Бисмилах»… Напоминала детям: «Отец Дагестана – огонь, а мать – вода».