Домой он вернулся к вечеру, вокруг было тихо и как-то пустынно. Остап долго сидел под поветью, будто кого-то ожидая, во двор к Федору идти он не решался, но ему хотелось сказать, что он приказание выполнил. И очень он надеялся услышать, что делать дальше. Кольнуло в сердце, Остап вдохнул и задержал дыхание, прошла минута, другая, сердце снова неслышно стучало в груди, и в этот момент он вдруг вспомнил о письме от старшего сына, которое ему привезли еще тогда, в мирное время, те двое – военный и гражданский. Он запечатанное письмо положил за божницу без намерения когда-либо прочитать его. Остап подхватился и кинулся в хату, стал дрожащей рукой шарить за божницей, его охватил страх, что письмо пропало, поставил плетеную табуретку, встал на нее и стал двумя руками искать письмо. Оно лежало у самой стенки, он успокоился, аккуратно раскрыл, сложенный треугольником листок. Он был исписан на одной стороне ровными буквами. Остап зажег лампадку и, близко наклонившись к ней, стал медленно читать, «Тата, здравствуй. Может так случиться, что мы с тобой никогда не свидимся. Я бы всей душой очень хотел бы побыть в нашей хате, посидеть с тобой. У меня на тебя, тата, нет никакой обиды, а ты прости меня, что со злом накричал на тебя. Очень прошу тебя, тата, простить меня. Кольку, брата младшего, видел недавно, он тоже просит у тебя прощения, сильно просит. У меня все нормально, больше писать не могу, прощай, тата, и еще раз прошу, прости меня. Твой сын Демид». Даты, когда написано, в конце не было.
Остап опустился на табуретку, задул лампадку, в груди снова сдавило и не давало дышать, хотелось быстрее выйти во двор.
– Демидка, сын мой, простил я тебя и Кольку простил, давно, давно, простил, – шептал Остап, пытаясь встать с табуретки, по его щекам текли слезы. Он так и остался сидеть, держа в руке исписанный листок, шевеля губами, но слов разобрать было невозможно. Невидимая тяжесть давила на плечи, ноги, голову, ему хотелось лечь, он бы, может, и лег здесь, возле табуретки на полу, как послышался скрип двери. Остап сложил письмо и сунул его в карман. В дверь тихо постучали,
– Кто там? – негромко спросил Остап.
– Это я, – открывая дверь, произнес Федор. – У тебя, Остап, дверь в сенцы почему-то открыта, – и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, тревожно зашептал: