– Не уезжай! Без любви тебе будет плохо! Я чувствую: ты сгинешь в этом Антверепене!
Но Анисья с раздражением высвободилась из сестринских объятий:
– Ах, отстань, глупышка! Ничего ты в жизни не понимаешь!
Нахохлившись, горестным взглядом наблюдала Аня за последними сборами одетой в джинсовый костюмчик сестры, и отчего-то прощалась с ней навсегда.
Анисьюшка встряхнула ее за плечи:
– Немедленно улыбнись! Сестричка выходит замуж за мужчину мечты, а ты ноешь!
Анюта обиженно отвернулась к окну:
– Это – не твоя мечта, а Кирюшкина! И я боюсь, что ты закончишь так же паршиво, как он!
Сестры не сумели расстаться по-доброму.
Пришло такси, Анисья махнула на ворчавшую Аню рукой, и та не пошла ее провожать.
Катерина отнеслась к отъезду дочери философски, и сказала ей на прощанье:
– Обоснуйся в Антверпене по-хозяйски, анчутка, и скорее зови меня поглядеть, что там за чудо великое. Из-за чего твой отец мучил нас, и мучился сам.
Затем, чтобы развеселить заплаканную Аннушку, она достала с антресолей коробку старых игрушек, и отыскала там костяную заколку:
– Примерь, я носила ее в лучшие дни моей жизни, когда твой отец обожал меня. Она вырезана из кости настоящего мамонта! Кирилл привез ее из Якутии и подарил мне, когда мы начали встречаться!
Аня слушала удивленно, подперев пальцем щечку, и не узнавала в рассказе матери своих родителей.
– Что Кирюшка делал в Якутии? – вскричала она.
– Как что? Добывал из вечной мерзлоты мамонта. – Катерина равнодушно пожала плечами.
Анюта недоверчиво округлила глаза: – Ты заливаешь, ма! Не верю! Он был такой. Скучный! Унылый. Он никогда, никуда не хотел! Кроме Антверпена и своего магазина. Какие мамонты? Якутия чересчур далеко – почти в другом мире! Там непроходимые леса и мощные непокорные реки! Там климат суровый. И нет поездов. Нужно быть сорвиголовой, чтобы забраться туда!
– Я не думала об этом, – озадаченно взглянула на дочь Катерина. – Я знала, что до меня он пускался в экспедиции. Что там у него бурлила яркая жизнь, как у всех бывает вдали от дома. Я тогда поразмыслила: «Ну и что? Мужчины в юности много чудят». Якутия осталась в прошлом, и я не придала ей значения. Я не спрашивала, Кирилл не рассказывал. Я была в Питере новичком! Меня привлекали театры, кино, дискотеки, концерты! Я бегала по улицам, мощеным булыжником, и в восторге кричала себе: «Я в Питере, ура! Я в Питере, я в Питере!» Мне казалось: поселиться здесь – это все равно, что переехать в Париж! Жизнь удалась! По-твоему, охота мне было слушать про чужую тайгу, когда я сама рванула в мегаполис из леса? Когда со мной рядом шел царственный красавец, владелец большой квартиры, и лопотал что-то про архитекторов, про увлечения Петра Первого резьбой? Ха-ха!