Даже в морозы Виктор одевался легко. Каждое утро он выходил на школьное крыльцо с лыжами в руках: надевал шапочку, пристегивал крепления – и по лыжне в сторону леса. И каждое утро Анна из окна тайно любовалась им.
* * *
Начальник строительства Аксенов, перебравшись из Городка, со всем своим жиденьким аппаратом разместился в обычной пестовской избе. Ежедневно там толпились вербованные: мужчины, женщины – в спецовочных ватниках, с топорами, пилами и лопатами.
По деревне ежедневно тянулись с койками, с казенными постелями – всё в рассрочку. Одни громко матюкались, ругали начальство, а чаще – местных «куркулей», другие казались спокойны и терпеливы – колхозницы-солдатки. С малыми детьми съезжались они со всей области, пытаясь найти выход из деревенской погибели. Но из нужды попадали в нужду не менее жгучую. Анна видела это и плакала, когда ученики – дети вербованных колхозниц – ходили по деревне, возмущали местных жителей, прося милостыню Христа ради. Однажды Анна слышала, как второклассник просил у Мурашкиных:
– Тётя, подай хрстаради кусочек…
Поворчав, старуха подала, но мальчишка не уходил.
– А ты иди, иди, – подтурнула Мурашкина.
– Тёть, на завтра дай, я завтра не приду.
И тётя растерялась – подала… Оказалось, что мальчик во всех домах, где ему подавали, просил ещё и на завтра, потому что завтра он шёл в другую деревню…
Вся пригодная для жилья площадь уже вскоре была забита вербованными. Селили даже в бани и хлева, а вербовщики всё везли и везли под морозом в открытых машинах с детьми строителей и строительниц будущей стройки коммунизма, волжского гиганта.
Анна спешила по улице. Несла в бидончике молоко – учителя получали его на ферме по закупочной цене. На этот раз молоко отпускала Морохова. Меркой она черпала молоко и глухо ворчала. А когда налила и распрямилась, то гневно стукнула бидончик на шаткий стол, так что молоко плеснулось.
– Парнишек выганивают, а за молоком прутся!
И Анна, добрая душа, ответила искренне:
– Пусть он ко мне на дом ходит, я с ним буду заниматься.
– Заниматься! – во весь голос возмутилась Морохова. – Выгнала, а теперь – пусть ходит! На-кось, выкуси! – И ткнула кукиш в лицо Анны. – Выкуси! Топерича он работать пойдет!
Молоко выплескивалось из-под крышки. Анна шла, и ей чудилось, что вся деревня тычет в окна кукиши. Она чувствовала себя заброшенной и чужой, потому что никак не могла стать «генералом». Деревня обращалась с ней как солдат с солдатом. И это надо было пережить – понять, оценить. Да не вдруг.