– Палец – не голова. Вон Осман живёт же! — заметил Марк.
– Чего уставились? Это производственная травма! – Осман нахмурился и спрятал руки подмышками.
Я и не знал, что на его левой руке не хватает мизинца.
Эс-эН открыл свою чёрную кожаную сумку, достал из неё папку, затем в его руках появился лист с текстом.
И опять читал его Марк:
Договор Намерения
Не спать, когда все спят.
Не есть, когда все едят.
Не бежать, когда все бегут.
Не кричать, когда все кричат.
Не молчать о том, о чём все молчат.
Не петь то, что все поют.
Ругать то, что все хвалят.
Быть, а не казаться.
Творить, а не повторять.
Хранить верность себе.
Хранить верность соратникам.
Хранить верность Мастеру.
Хранить верность Школе.
Эс-эН подозвал жестом Троицу, зашептал ей. Внизу на кухне что-то загрохотало, оттуда донеслись повизгивания, скулёж и кошачье шипение, беспорядочно зацокали когти по плитке пола. Рада вскочила и направилась было к лестнице, но Мастер поднял ладонь.
– Останься, – голосом, исполненным любящей заботы, обратился он к ней. — Что должно произойти, то произойдёт, с тобой или без тебя. Позволь событиям случаться. Не вмешивайся, освободи свою энергию. Здесь и сейчас мы собрались заключить договор с Абстрактным! Что может быть важнее? Прошу тебя, будь здесь и сейчас. И тогда, вот увидишь, всё само собой вокруг наладится.
По растерянному лицу хозяйки я догадался, что Мастер задел какую-то её глубинную, покрытую илом корягу.
Рада вернулась на своё место, на границу пляшущих света и тени, почти превращённая Мастером в сову.
Возле камина встала Троица.
– Престиж, карьера, деньги! Мои родители пытались внушить мне, что без этого я неполноценна! — произнесла она, помахивая в воздухе развёрнутыми зачёткой и студенческим билетом. — С раннего детства меня приучали игнорировать голос моего сердца. Не хочу строить для самой себя тюрьму и сидеть в ней до конца своих дней, я на волю хочу! – и без колебаний бросила их в камин.
– С ума сошла! – восхитилась Рада, опомнившаяся и вернувшая себе человеческий облик.
Наконец-то свершилось! Языки пламени зацепились за страницы, побежали по ступенькам их углов, как штурмовики, ворвавшиеся в дом. Стремительно растущие тёмно-коричневые пятна наползли на фотографию Марты и уничтожили её. Обложки сморщились, вспенились, задымили густо и тяжело.