Виктор Григорьевич усмехается.
– Что это, по-твоему? – спрашивает он, подойдя к странной конструкции. Она похожа на шкаф с выдвижными ящиками. Только ящики эти не имеют дна, да и расстояние между ними неумелый столяр оставил широкое.
– Когда не знаешь, что перед тобой, можно смело утверждать – это произведение современного искусства, – я чешу затылок.
– Точно. Это скульптура современного художника Дональда Джадда. Однако для непосвященного – это просто груда бесполезных досок. Я хочу подчеркнуть, именно практическая бесполезность во многом определяет искусство. Мы его ценим за другое – за тот смысл, который придаем ему сами. Например, Максимов вложил в свою выставку идею престижа. А я рассматриваю искусство как средство устранения конкурента.
– Искусство – это оружие.
– Что?
– Пикассо так говорил.
– Ах, настоящий художник.
– Значит, вы хотите, чтобы и я стал вашим оружием?
– Именно. От оружия больше проку, чем от бесполезного хлама. Согласен?
– А на постоянную работу возьмете?
– Конечно. С завтрашнего дня поступаешь в распоряжение Данила, главного редактора «Новостей Урала».
– Блеск.
– Свою статью передай ему.
– Будет сделано.
– Рад, что мы договорились. А цитату Пикассо я, пожалуй, запишу.
Мы прощаемся, и я выхожу из кабинета. Запоздало вспоминаю, что забыл спросить, сколько мне заплатят за статью. Хотя, пожалуй, это было бы лишним. И так понятно, что немало. Можно праздновать. Благо есть с кем.
Я возвращаюсь под хмурое небо.
До встречи еще несколько часов. Чем же заняться? Слышал, что в городе проходит мультимедийная выставка Леонардо да Винчи. Пожалуй, на нее и схожу.
Иду в музей. На кассе плачу за билет и захожу в темный зал.
Тут же натыкаюсь на самого Леонардо. По огромному экрану скользит его автопортрет.
Гений меня не замечает. Он уставился куда-то в сторону.
Видимо, чтобы подчеркнуть его безразличие к посетителям, на отдельный экран вывели его задумчивый взгляд. Кажется, что художник прямо сейчас размышляет над будущим шедевром. Даже как-то неудобно его отвлекать.
Крадучись, я прохожу дальше.
Под классическую музыку по залу плывут гигантские картины. Еще мгновение назад передо мной была пустота, а теперь возвышается стол, за которым восседают Иисус и апостолы. На соседних экранах мерцают лица всех участников трапезы.
Решаю присоединиться к ним и сажусь на мягкий пуфик. Но вскоре встревоженные лица апостолов пропадают, а на их месте возникает Мадонна с младенцем. Затем ее заменяет другая картина, где она уже в другом образе. Мадонны кончаются, и в ход идут современницы Леонардо. Вокруг меня начинают кружить девушки пятнадцатого века.