Когда я возвращаюсь с работы Мишка ждёт, лёжа на животе, чтобы я зашёл в калитку.
– Здравствуй, Мишенька! – он переворачивается на спину. Я чешу его волосатое пузо, а он смешно, по-щенячьи дёргает задней лапой. Потом бежит на крыльцо, встаёт опираясь передними лапами на перила – я обнимаю его, чухаю шею, запустив пальцы в густую гриву, треплю за ушами: «Здравствуй, мой золотой!». Ритуал выполнен, можно зайти в дом, растянуться во всю длину на ковре в гостиной и получить бублик или кусочек сыра. Иногда он начинает принюхиваться к мусорному ведру – Миша, ну ты же барон! – и он, скорчив брезгливую гримасу проходит мимо. И весь вид его выражает: «Фи! Действительно, какая-то гадость!»
Наш сын – двухметровый великан, худой, но ширококостный, с резким молодым басом и сорок седьмым размером обуви, с возгласом «Пууусечка!!!» сгребает смущённого Мишку с пола и, баюкая носит его на ручках как маленького. Несомненно, пёс считает его вожаком, наверно вообще самым главным на свете, и стоит сыну появится во дворе, Мишка раболепно ползёт к нему на брюхе, благоговейно прижимая уши.
Тимохина безрассудная храбрость и нежелание отступать безусловно вызывают уважение, но заставляют сомневаться в умственных способностях. Мишка, зайдя в дом, видит кота и бросается за ним. Ума идёт наперерез, пытаясь дать Тимохе шанс убежать (Шельма, конечно, но с большим добрым сердцем). Грохот передвигаемого стола и опрокидываемых в пылу схватки табуреток. Кот, зажатый в углу кухни, не собирается сдаваться даже перед превосходящими силами противника. Он выпрямившись сидит на задних лапах, а передними размахивает как Джеки Чан, но сейчас перед Тимохой не зелёный юнец – у Мишки были хорошие учителя. Теперь Мишкино кунг-фу круче Тимохиного кунг-фу. Пёс тщательно оберегает свой длинный аристократический нос от острых как акациевые шипы кошачьих когтей. Одним движением могучей лапы кот вдавлен в пол и страшные челюсти с пятисантиметровыми клыками смыкаются, грозя разом отнять все девять кошачьих жизней. Мы с криками кидаемся на помощь и вынимаем из мишкиной пасти помятого, потерянного, жалкого, обслюнявленного, но живого и невредимого Тимоху.
Тимка больше не король, не дон, не босс. Он лишь маленький несчастный котейка, которого обидел большой злой пёс. В последствии, когда нам несколько раз довелось отнимать Тимоху у Мишки, мы поняли, что убийство кота в мишкины планы не входит. Пёс целенаправленно и последовательно мстит поверженному врагу, припоминая все свои детские унижения и обиды.