– Отвратительно! И если ты намекаешь на то, чтобы продолжить свои «тренировки», это не ко мне.
– Ну, во-от, – обиженно протянула она. – Найду себе другого зайчика, будешь знать!
– Без проблем.
Олеся проглотила мое «без проблем», хотя наверняка ей было неприятно.
– Ну, кто такой бука? Хочешь, я приеду и сделаю тебе массаж?
– Угу. Прям в институт приезжай.
– Могу и в институт. Помнишь, как мы на твоем столе…
– Помню! – перебил ее я, проведя пальцами по этому самому столу, на котором мы душевно «проскакали» пару километров в первый Олесин визит в институт. В паху предательски потеплело.
– А с фитнес-позами не будешь приставать?
– С позами буду. С фитнесом – нет.
Я сдался, и хотя меня мутило от мысли, что надо заехать домой, пересесть на старенький «Мерс» – о «Кайене» я благоразумно помалкиваю, потом ехать за Олеськой на другой конец города… Желание сладко провести этот вечер пересиливало всякую лень.
Но вечер прошел не так, как я планировал.
Едва у Олеськи выровнялось после оргазма дыхание, она уютно устроилась у меня на груди и спросила:
– Что ты думаешь насчет того, чтобы я к тебе переехала?
– Зачем? – опешил я.
– Ну, мы встречаемся уже полгода. В отпуск вот вместе съездили… Я подумала, что, может, нам уже… – она потерлась носом о мою щеку, – перейти, так сказать, на новую ступень отношений?
– Олесь, если мы съедемся – это уже будет гражданским браком. А я не готов ни к гражданскому, ни к официальному, ни к какому-либо еще браку.
– Игорь, ну что значит «не готов»?! Тебе уже под полтинник, а ты все еще не готов!
– Во-первых, мне еще сорока пяти даже нет. А во-вторых… Да, все еще не готов! – Я повел плечом, скидывая Олеську, встал с кровати и распахнул окно – разговоры о семье и браке всегда вызывали у меня ощущение духоты. – Может, я вообще не создан для семьи?
– Все созданы для семьи. А уж тебе – сам Бог велел.
– Чем это я так выделился?
Олеся перевернулась на живот, нарочито оголив аппетитную часть тела, и, зазывно улыбнувшись, сказала:
– Генофонд у тебя… – она скосила взгляд на мой «генофонд», – шикарный!
Смех смехом, но заявление Олеськи, что нам надо съехаться, изрядно меня напугало. И ладно бы она, увидев мою реакцию, мудро затаилась – хрен! Она наоборот утроила давление! И пусть это проговаривалось вскользь, незаметно, полунамеками, шутками не в тему, факт оставался фактом: Олеся захотела определенности, и теперь каждая наша встреча заканчивалась ее нытьем, мол, когда мы будем жить вместе? Спустя месяц морального прессинга я был на грани.