– Нет, – я качаю головой. – Странно, когда ты знаешь, что всё это не твоя вина, просто обстоятельства такие. Но ты смирился с этими обстоятельствами и дал им власть над собой. Завтра такое же, как сегодня. Это ведь так легко.
– Я… они… мы пытаемся это изменить, – голос дрожит, словно Папа-Н оправдывается.
Кажется, у меня получился смешок. Нервный и горький. Не то раздражение, не то горечь. После такого у актрис принято качать головой и снисходительно улыбаться, но я не актриса.
– Я говорю не про вас…
Отворачиваюсь, пряча лицо. Слёзы текут независимо от меня. Меньше всего мне сейчас хочется плакать. Папа-Н кладёт руку мне на плечо. Неуверенно, словно опасаясь.
– Уйди, – я пытаюсь говорить как можно спокойней, но злость проскальзывает. – Уйди, пожалуйста.
Он уходит, постояв в нерешительности. Не зная, обнять и успокоить, или же предоставить самой себе. Выбирает второе. Всегда выбирает второе.
А я? Что выбираю я?
Некому ответить.
* * *
Когда я вхожу в комнату, они ожесточённо спорят и замирают, увидев меня. Почему-то считается, что меня их дела не касаются.
Папа-П прячет взгляд, словно виновен в чём-то, Папа-Н серьёзен, а Папа-Б улыбается чуть нагло.
– Пойду в город, – говорю я этим виноватым, серьёзным и улыбающимся. И добавляю, зная, что прозвучит как укор. – А то вы всё равно тут секретничаете.
– Да мы вовсе не… – начинает Папа-П, а затем вздыхает и отворачивается.
– Иди, – Папа-Б не прекращает улыбаться. – Климу привет.
Теперь моя очередь нагло смотреть. Можно спросить, с чего бы это прогулка в город равна встрече с Климом. Можно одёрнуть, заявив, что это не его дело. А можно просто отвернуться и уйти.
Интересно, почему он, меньше всего проводящий со мной времени; так и не сумевший, как мне кажется, принять такой, какая я есть; понимает лучше всех. Иногда даже лучше, чем я понимаю сама себя.
– Конечно, – отвечаю я. – От всех вас передам.
– Кто такой Клим? – спрашивает Папа-Н. Вопрос порождает неловкость, потому что для всех остальных это имя часть моей жизни.
– Клим – это Клим, – отвечаю я. – Хороший парень. Он тебе видеокамеру помогал выбирать.
– А, ясно.
Ничего ему не ясно. И ничего он не помнит. Может, и к лучшему?