Елизавета Николаевна начала о чём–то деловито беседовать с еврокомиссаром. Епископ Евгений спорил о нравственности с отцом Дирошем. Нарьевич описывал мадам Лимазо перспективы каких–то инвестиций. В определённый момент Евгений подошёл к роялю из красного дерева и молча начал играть… Прелюдия соль минор Рахманинова со всей мощной виртуозностью и тонкой лиричностью уверенно вырывалась из–под пальцев епископа. Он, закрыв глаза, мягко гладил клавиши, получая от своих действий эмоциональную разрядку, извлекая чудесные звуки из старинного инструмента… Пробежав мягко последние ноты прелюдии, Евгений поблагодарил всех за вечер и отправился в свои комнаты.
Орлова в момент, когда мадам Лимазо, распрощалась со всеми и покинула гостиную, уехав на одной из четырёх стоявших во дворе машин, почувствовала обеспокоенность своим ночлегом. Тем более, что Нарьевич тоже уехал с двумя автомобилями. С Бийоном и священником она проболтала ещё полчаса, но чувство тревоги её не покидало.
– Вот и буря началась, – пробормотал Дирош. – Тучи дошли всё–таки.
Орлова вспомнила о чёрных тучах со стороны моря. Циклон пригнал на Ривьеру пасмурную погоду и падение температуры.
– И как нам добраться домой? – поинтересовалась она у мужчин.
– Не беспокойтесь, – сказал Бийон располагающе. – Мы переночуем здесь, нам приготовили комнаты… Мы у Кардинала не первый раз.
***
Комната, отведённая Орловой, могла называться уютной – плотные красивые шторы, симметрично висевшие картины, нежный небесный цвет стен и красивые лампы. Мягкая кровать, столь желанная после всех событий этого дня, была самым главным счастьем, но стоны ветра и топот дождя не давали Елизавете Николаевне спокойно уснуть.
«Хоть призраков нет в таком новом замке», – подумала Орлова, ворочаясь, а в окно ударил ветер, как бы спрашивая: «Откуда ты знаешь?».
– Пойду прогуляюсь, – произнесла она вслух, вставая с кровати и накидывая халат.
В коридорах дома горел тусклый свет, но из–за частоты появления ламп всё хорошо просматривалось. Орлова прошла по коридорам второго этажа модельной походкой.
«Всё же тут весело, – подумала она, – Божесову бы очень понравился Евгений…»
С первого этажа доносились звуки стучащей посуды и французская речь официантов. Из конца же коридора слабо слышался голос епископа. Елизавета Николаевна решила пойти туда. У двери она остановилась.