– Суточный наряд строится у канцелярии!
Построились. Макеев доложил, вышедшему старшине:
– Товарищ старшина, суточный наряд для инструктажа построен.
– Вольно, – ответил Филин и начал осматривать внешний вид наряда. Не найдя изъянов, он раскрыл папку и зачитал: – Матвеев – первая смена, Полунин – вторая, Кауров – третья. Теперь вводная. – Хлопнув папкой, посмотрел он на стоящего посредине новосибирца Полунина. – Боец, стоишь на тумбочке, время четыре часа утра, в роту входит негр. Твои действия?
Полунин на несколько секунд замер, хлопая глазами.
– Ну, – поторопил его старшина. – Негр стоит, ждет. Твои действия.
Полунин молчал. Старшина посмотрел на Макеева.
– Это не мой, – быстро открестился от новосибирца сержант.
– Хорошо. Негр в роту пришел, твои действия, – повернулся к Валентину старшина.
– Дежурный по роте, на выход, – ответил Валя.
– Неправильно! – радостно ответил Филин. – Если в роту в четыре часа утра входит негр, то нужно… – старшина сделал паузу, оглядывая дневальных в надежде, что они догадаются, – то нужно… – Дневальные молчали. – То нужно удариться башкой об тумбочку и проснутся, – громко, сделав ударение на слове «башкой», закончил старшина. – Думать надо, откуда негр в четыре утра в части. Это также относится к танкам, голым бабам, дед морозам, и прочей нечисти, которая вам привидится. Сержант, доведи до всех, что спать нельзя.
– Есть!
– Всех касается: кто заснет на тумбочке, будет спать на ней до самой присяги, – оглядывая солдат, продолжил Филин. Всем понятно?
– Так точно, – невпопад ответили дневальные.
– Хорошо. Макеев, принимай роту и ко мне на доклад. Я в Ленинской комнате буду, – закончил он.
– Вольно, – скомандовал сержант. – Полунин – в столовую, принимать посуду и, смотри, не ошибись, все пересчитай три раза. Матвеев – на тумбочку. Кауров – в умывальник, принимай инвентарь и посмотри, чтобы чисто было, а то сам все мыть будешь. Разойдись.
Валентин повесил на ремень штык-нож, протянутый ему предыдущим дневальным, и вступил на коврик возле тумбочки. Следующие четыре часа он будет стоять на месте и орать во все горло всевозможные команды. Ничего сложного в этом не было. Стой себе на месте и чуть что – громко кричи: «Дежурный по роте, на выход». Валя радовался, что попал не во второю смену. Дело в том, что дневальный второй смены, кроме стояния на тумбочке, должен был накрывать в столовой на завтрак, обед и ужин, а после этого мыть кружки, ложки, вилки, ножи и, самое главное, не потерять их. У каждой роты были свои приборы, которые периодически терялись и воровались друг у друга дневальными. Вторая смена была из-за этого сплошным геморроем. Времени на отдых в этой смене не было совсем. Через полтора часа Валентин прокричал положенные для вечерней поверки и последующего отбоя команды. Ровно в десять вечера рота легла спать. Основной свет выключили, оставив только дежурное освещение. Через пятнадцать минут наступила тишина, нарушаемая иногда скрипом пружин кроватей, когда кто-нибудь во сне ворочался. Кауров наводил порядок в умывальнике и туалете, Полунин еще не вернулся из столовой, дежурный, пройдясь по роте, сел на подоконник в конце коридора. Переминаясь с ноги на ногу, Валентин приблизительно в одиннадцать часов начал отчаянно зевать. По распорядку следующие четыре часа он должен был спать. Из столовой вернулся Полунин. Глядя на него, Валентин в очередной раз порадовался, что не попал во второю смену. Вид у новосибирца был тот еще. Весь мокрый то ли от пота, то ли от воды, в которой он мыл ложки и вилки, руки красные, вся форма в пятнах, глаза бешеные.