– Я не знаю, – честно признался Брайтсон, отпивая чай. – Сказали, что у меня – непробиваемый иммунитет к подобным чарам. За два года никаких радикальных изменений не произошло…
– Но для чего тебе понадобилось применять на себе эти чары?
Валентин вздохнул, с грустью посмотрел в чашку чая и, не поднимая глаза на Анфису, начал рассказывать:
– Первые стихотворения я написал, когда мне было девять лет. Ни одно издание не захотело их печатать – ни в Ровде, ни в ближайших городах. Мне сказали, что ребенок не может написать настолько серьезные и взрослые произведения. Не убедил даже эксперимент, когда я написал стихотворение в присутствии самого главного редактора «Голоса Ровды»… Люди были непробиваемы. Я все время грустил, не знал, что мне делать… Когда мне исполнилось одиннадцать, мой учитель русского языка и литературы предложил мне выход. Мы поехали к одному могущественному Чарующему, чье имя я не могу назвать… Он и применил на мне Идрантез. Когда сработало, то учитель нанял людей, которые занялись моей новой биографией, а мне сказал, что я должен вести себя как можно загадочнее, дабы никто не узнал меня настоящего. Так родился Валентин Брайтсон, которого мгновенно опубликовали, забыв о том, что когда-то подобные стихотворения показывал маленький мальчик.
Анфиса сглотнула, внимательно посмотрела на Валентина, после чего неуверенно спросила:
– Так тебе сейчас… Всего тринадцать лет?!?
– Веришь или нет, но это так.
– Нет-нет, я верю… А что на это сказала твоя семья?
Валентин все же нашел в себе силы поднять взгляд на Анфису, и девушка, взглянув в глаза подростка, все поняла:
– Так у тебя ее нет…
– К сожалению, это – та часть биографии, которую мне не нужно было придумывать.
Некоторое время они пили чай молча. Толбухина прервала молчание, извиняющимся тоном спросив:
– Что с ней случилось?
– Мать умерла, когда я был совсем маленьким. Отец… Его не стало, когда мне было десять. Официальная версия – самоубийство: пуля в висок… Все вроде логично: его нашли в собственном кабинете, рядом с разжатой рукой – пищаль… Но мне в самоубийство верится с трудом.
– Господи… Мне очень жаль.
– А за полгода до этого погиб мой лучший друг Ник, которого я считал кем-то вроде брата. Пока его родители, скажем так, слишком уделяли время друг другу, он вылез из окна, желая поймать сачком бабочку – Ник очень любил это занятие… Не удержал равновесие. Бухнулся на землю с четвертого этажа…