Штейман повертел головой и удивленно спросил:
– Что, разве так медленно идет состав?
Соколов вымученно улыбнулся:
– Нет. Я по второму заходу.
Еврей внимательно посмотрел на лицо соседа и быстро вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшой сверток.
– Возьми, Иван. Поешь. Мне жена собрала в дорогу. Самое вкусное из нашей продуктовой лавки.
– А ты? – хрипло прошептал Соколов.
– Что оставишь, я доем. Бери, а то смотрю, от голода скоро сознание терять станешь…
На следующей станции снова повезло. Сердобольные женщины сумели передать три ведра воды, люди в вагоне утолили жажду. Поезд прошел границу Польши с Германией и быстро приближался к Берлину.
– Куда нас, интересно, везут? – тихо проговорил Штейман. – Вроде проехали Франкфурт на Одере. Он посматривал в дырку между тормозной площадкой и пространством вагона.
– Едем в сторону Лейпцига, на юг, – спустя день заключил Яков.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Иван.
– По солнцу смотрю. И еще я раньше бывал в Берлине. И в Лейпциге тоже. По этой ветке едем! – уверенно сказал Штейман.
Последние два дня были невыносимы.
В каждом вагоне умерло по нескольку человек. Трупы сгружали на станциях, узники видели, как подъезжали грузовые машины и тела забрасывали в кузов, словно бревна. Вскоре стал меняться пейзаж – начинались горы.
– По-моему, нас везут на юг Германии или в Австрию. У них там шахты, я слышал, военнопленных используют на горных работах, в основном, – заключил Штейман. Он не ошибся.
Поезд остановился. Резко клацнули задвижки на дверях.
– Ауф дес Ауфганг! На выход! – прозвучала отрывистая команда.
Слепящий свет заставил зажмурить веки. Штейман, придерживая за локоть Соколова, подобрался к краю. Спрыгнули. Иван чуть не упал на ослабевших ногах, но сумел удержаться. Замученные люди оглядывались по сторонам. Красота. Горы. Зелень. Аккуратные домики. Небольшой вокзал. Чистая платформа.
И надпись черными буквами на белой металлической табличке: Mauthausen.
Номер 9010-й в эту ночь тоже, как и Соколов, почти не спал. Он то забывался в короткой дреме, то вдруг просыпался от невидимого толчка, лежал с закрытыми глазами, слушал, как ворочается на своем матрасе сосед. Потом снова наступало забытье, с быстрыми снами, которые тут же исчезали из памяти, едва он возвращался в явь.