Зимой Макагонов и Чернопятов познакомились с Абрамом Гольдбергом, Евсеем Анюткиным и Георгием Кавтарадзе, ставшими их соседями по нарам, взамен умерших товарищей. Евсей и Абрам познакомились с Георгием в поезде и тоже не расставались. Анюткина на работы не гоняли, отправив на кухню и он готовил на военнопленных.
Вскоре пять мужчин подружились. Абрам сознался, что он на самом деле еврей и именно Евсей спас его от смерти, назвав армянином. Петр и Василий ничуть не удивились. Они догадывались о правде, так как уже перевидали не мало настоящих армян. Четверка старалась даже на делянках быть вместе. Делились всем, что удавалось добыть, вплоть до сосновых и еловых иголок, которые жевали, чтоб не было цинги. Евсей по вечерам иногда приносил кусочек хлеба, который делили на четверых или картофелину или еще что-нибудь. Выглядели друзья немного лучше остальных.
Наступила весна. Она оказалась ранней и дружной. Даже пленные немного повеселели, подставляя исхудавшие лица под солнечные лучи…
Лагерное руководство сменилось. Старый комендант гауптман Ланге однажды вечером появился на вечерней поверке в сопровождении молодого, со свежим шрамом на лице, штандартенфюрера, опиравшегося на красивую трость. На ломаном русском гаркнул:
– Ваш новый комендант штандартенфюрер Готтен! – С чуть заметной ухмылкой добавил: – Надеюсь, что с ним вы станете работать лучше!
Новый комендант удивленно разглядывал выстроившиеся колонны исхудавших людей. Уже через сутки выяснилось, что он почти не говорит по-русски. Говорил штандартенфюрер, в отличие от постоянно оравшего Ланге, не громко, предоставляя переводчику орать его приказы и распоряжения перед построившимися пленными. По его распоряжению пленным разрешили собирать в лесу крапиву и разную съедобную зелень для своих супов. Евсей Анюткин забирал все, что приносили. Разбирал и добавлял в супы, которые с появлением крапивы стали значительно гуще и сытнее.
Зато стали чаще проводиться досмотры в бараках. Комендант не гнушался пройтись по всем помещениям. Губы слегка кривились, а лицо оставалось холодным, когда он осматривал немудреные «пожитки», выброшенные солдатами и шуцманами на нары.
Тех, у кого обнаруживали что-то недозволенное, вплоть до обрывка из немецкой газеты, сажали в карцер, оставляя на сутки или трои без еды и питья или выставляли на самый солнцепек, привязав к столбу. Ланге частенько расстреливал наиболее ослабевших пленных по малейшему поводу «в назидание». Готтен, напротив, никого не расстреливал, предпочитая физические наказания.