Тимофеевна перекрестилась, пустила слезу:
– Похоронила я её рядом с батюшкой твоим.
– А можно я к ним на могилку схожу? Вы меня проводите?
– Конечно, милый. Ты сегодня отдыхай, а завтра пораньше тебя разбужу, и пойдем поклониться родственникам твоим, да и моим заодно.
– Тимофеевна, а с Вашими-то что случилось? Вроде вы турок пережили.
– Пережили, да не пережили, милок. Доча моя после подпола-то сильно захворала. Бабка Нюра, может помнишь, знахарка наша, пользовала её, пользовала, да всё не помогло, преставилась, бедолага. Похоронили мы кровиночку нашу, да вдвоём с мужем остались, больше-то нам Господь детишек не даровал, видать, грех какой на нас лежит. Одну дал, да и ту прибрал. Ох, грехи наши тяжкие! А муж мой, Петруша, в море выходил с артелью, рыбачил. Однажды возвращались они домой, да на турок нарвались, те весь улов забрать хотели, но Петруша на рожон полез, отдавать не хотел, дак зарубили его янычары поганые, оставили меня вдовою, без кормильца.
– Как же Вы теперь, Тимофеевна?
– Да как, огородец кормит, да солдатушкам помогаю, постирать что, подремонтировать. Мало-помалу копеечка на жизнь капает. Ну, ладно, милок, утро вечера мудренее, ложись, отдыхай.
* * *
Утром Парамон проснулся до зари, он так привык. В плену у турок он вообще спал мало, там особо не разоспишься. Ещё он удивился, что не помнит, как вчера уснул, видно, сон сморил его сразу. Несмотря на раннее утро в доме пахло свежим хлебом. Тимофеевна тихонечко колдовала у печи.
– А, проснулся, милок. Ну, давай перекусим, да тронемся.
Они собрались и пошли на кладбище. Фрегат бежал рядом с Парамоном. Пес вообще ни на минуту не оставлял своего молодого хозяина.
На могилах отца и бабушки Парамон дал волю чувствам. Рядом с дорогими могилами лег и тихонечко заскулил верный пёс. Тимофеевна решила не мешать, ушла к своим. Парамону хотелось что-то сказать, но слов не было, только «Господи! Господи! Господи!». Юноша понимал, что этот огороженный кусочек земли – единственная точка на свете, которая наполняет его воспоминаниями о его счастливом детстве, о дорогих ему людях, точка, к которой будет рваться его сердце. Сюда он будет стремиться всегда, если ему суждено будет уйти в другие края. Это единственное, что осталось у него в жизни. Правда, где-то там, у турок, его мама и сестра. Неизвестно, живы ли… Как они там? С женщинами безбожники особо не церемонились, особенно с пленными, но надежда была. Парамон поклялся отцу, что найдет мать и сестру живыми или мёртвыми, поправил покосившийся крест и медленно пошёл обратно. Рядом трусил верный Фрегат.