Вернувшись в дом, Парамон поблагодарил Тимофеевну за гостеприимство, окликнул Фрегата и отправился к себе. Легче от родных стен не стало, только хуже. Всё здесь напоминало о близких и безоблачном детстве.
Через три дня решение созрело твёрдо. Дома делать нечего, надо жить дальше, попробовать найти дело, которое поможет отвлечься от грустных мыслей.
Так он оказался в армии. Знакомые военные на таможне представили юношу начальству. Он был принят рядовым на должность толмача, поставлен на довольствие. Толкового мальчишку начальство заметило сразу, иногда ему давали особые поручения, с которыми он мастерски справлялся. Дабы не дать Парамону Синице закиснуть на таможенной службе, полковник Нестеренко откомандировал его в полк, стоящий рядом, снабдив рекомендательным письмом к командиру, подробно описав все его заслуги. Так Парамон оказался в разведке. Фрегата пришлось взять с собой, так как пёс ни в какую не соглашался снова терять хозяина.
Можно много и долго рассказывать о подвигах и приключениях молодого разведчика и его верного пса Фрегата, о наградах, полученных Парамоном за выполненные задания, о славе умного, бесстрашного и удачливого воина, но это уже совсем другая история. Скажем только, что Парамон сдержал клятву, данную на могиле отца, и, выполняя очередное задание на чужой территории, сумел одновременно спасти дорогих его сердцу мать и сестру, а за подвиг, совершённый во время этого рейда, был представлен к офицерскому званию, получил его и одновременно дворянский титул.
* * *
Обо всём этом Загряжский узнает позже. А теперь он просто доверился рекомендации друга. Когда за подпоручиком закрылась дверь, Загряжский тут же о нём забыл. Его сегодня ждала важная встреча, он даже не подозревал, насколько важная.
По дороге в полк Ивану Александровичу не давала покоя мысль о прекрасной Ульрике. Их связывал только один разговор, но он каким-то непостижимым образом чувствовал, что связал на всю жизнь. Да, она замужем, у неё ребенок, но это совсем не останавливало полковника. Можно, конечно, сказать о том, что подобный расклад никогда не останавливал полковника в отношении понравившейся женщины, но на сей раз, в его чувстве было что-то другое. Он часто думал об Ульрике, думал и ловил себя на мысли о том, что думает о ней не так, как обо всех других многочисленных своих пассиях. Эта женщина была для него не объектом плотского вожделения, а неким божеством, тайной, ЖЕНЩИНОЙ. Однажды, грешным делом, полковник представил, какие бы красивые у них могли быть дети.