В мечтах сбираюсь на маяк,
Что мне несет удачу,
Но вдруг на пляж пришел моряк
И все переиначил.
Он плавал этак, плавал так
Саженками и брасом…
Лирический герой, однако, не стушевался, и смог, благодаря обаянию и находчивости, добиться у дамы большего расположения. Заканчивалось же стихотворение такими строчками:
И всем нам было хорошо,
Хорошим людям слава!
А что моряк?.. А он ушел,
Он слишком мелко плавал!
И тут поэт замечает, что ведущая машет ему из-за кулис. Напрягшись, он услышал ее отчаянный шепот: «Бегите, молодой человек, бегите!». Тем временем в онемевшем зале раздались негромкие щелчки – то матросы снимали свои ремни с начищенными бляхами. Чупров бросился в боковые двери. Толпа – за ним. Преследование продолжилось и на улице. Олег Акимович вскочил на подножку трамвая, но «благодарная публика» побежала следом по мостовой. Тогда он бросился к кондуктору: «Спасите, я поэт! Меня хотят побить за стихи!». В общем, картина достойная пера Ильфа и Петрова: Остап Бендер, удирающий от поклонников шахматного искусства.
А на заседании лито Глеба Семенова, проходившего в это время в другом «крыле» ДК, искренне недоумевали, почему молодой поэт Чупров так и не явился выступать…
* * *
Поэт-фронтовик Герман Гоппе много лет руководил Клубом Молодого Литератора при Союзе писателей СССР и литобъединением при газете «Смена». «Не говори Гоппе, пока не перепрыгнешь», – шутили мы между собой, сдавая ему рукописи на очередную конференцию или сборник «Молодого Ленинграда».
Прошло время. Союз распался на два неравных куска, Дом писателя сгорел. Молодые литераторы занялись бизнесом или просто поиском куска хлеба насущного. Герман Борисович плохо себя чувствовал и не мог самостоятельно набирать свои тексты на машинке.
Незадолго до смерти он позвонил мне и сказал: «Представляешь, у меня за жизнь в общей сложности было семь тысяч учеников, а вот сейчас, на старости лет, никто не может мне помочь перепечатать на машинке мои стихи. Ни один человек. Все говорят, что им некогда».
Пришлось печатать мне, хотя я как раз его учеником не являлся. Набирая его подборку на компьютере (тогда это еще был «Спектрум»), я все думал о бренности заслуг и авторитета и попутно о том, что Вознесенский таки отказал Пастернаку перепечатать его стихи, считая, что он выше этого.