Моего ума дело - страница 4

Шрифт
Интервал



* * *

Поэт Дмитрий Толстоба рассказал мне забавный случай. В метро Василеостровская по эскалатору поднимался председатель секции поэзии, ленинградской писательской организации Семен Ботвинник. К нему на ступеньку встал молодой человек и с восхищением в голосе произнес:

– Здравствуйте, я узнал вас: вы гроссмейстер Корчной.

– Нет, – обескуражил его поэт-фронтовик, – я – Ботвинник!

Вообще-то, когда Семен Вульфович занимал председательское кресло, фамилия его мало располагала ко всякого рода шуткам. В Союзе ходило немало историй о загубленных им судьбах начинающих писателей. От его решений зависело, кому печататься, а кому нет, кому вступать в Союз, а кому сидеть до старости в «дворниках и сторожах».

На одном из первых своих официальных выступлений в Союзе я прочел стих про ветерана, который, расталкивая очередь, с бранью лезет к прилавку с фруктами. Там была такая строфа:


Он и тогда был не честней,

Был и тогда прохвост.

Он руку сбросил на войне.

Как ящерица хвост.


Заключая вечер, Ботвинник сказал: «Какое отвратительное стихотворение написал молодой поэт Ахматов». Несколькими годами раньше эта фраза бы перечеркнула мою литературную карьеру. Теперь же было совсем не страшно. Была какая-то веселая злость. Уже начиналась перестройка, крушились незыблемые авторитеты, и хаос постепенно овладевал всем вокруг.

Впоследствии Ботвинник стал тихим и скромным пенсионером. Трогательно сутулясь, он, довольно интересно и всегда по делу, выступал на разных мероприятиях, на которые изредка выбирался. И стихи его многие стали мне нравиться. Особенно это:


Берлин горит. Подтаявшая тьма

Все выше поднимается и выше…

Огонь вошел в угрюмые дома,

И с тяжким гулом оседают крыши,


И наземь балки падают, звеня,

И жаркий пепел сыплется за ворот…

Я много видел пепла и огня;

Я видел свой, войну познавший, город,


И пламя, полыхающее в нем…

Берлин горит совсем другим огнем.


* * *

Поэт-авангардист Сергей Николаев жаловался, что не может обойтись без пива.

– Прямо пивной алкоголизм какой-то, – говорил он, – я должен хотя бы три бутылки в день выпить, иначе человеком себя не чувствую.

– А что за пиво ты пьешь? – спросил я.

– Чаще темное – оно хоть и тяжелое, но забирает лучше. «Балтика» № 6.

– А ты понимаешь, что выпиваешь три шестерки в день? Это же число зверя!

– Э нет, брат, – уверенно парировал Николаев, – я всегда пью из горла и бутылку переворачиваю. Так что получается три девятки.