Глава 1. Рукопись, забытая у камина
«…Спящие вагоны, качаясь и перестукиваясь парами на стыках рельс, уезжали всё дальше на юг. В невидимом, растворившемся в полумраке ночника стакане не переставала мерно позвякивать ложка. На столе стояла почти полностью опустошённая бутылка коньяка. Человек с обожжённым лицом спал, откинув руку, в которой сжимал инкрустированный пояс с кривым бебутом в ножнах.
Во сне ему вспоминалось, как он, раненый, боясь пошевелиться и притворяясь убитым, чтобы не получить от неизвестного армянина контрольную пулю из автомата, лежал ночью 19 января 1990 года и терпел горящий на его щеке бензин, вжимаясь изо всех сил другой стороной лица в холодную землю. Ещё ему снилось, как он приносит этот кинжал – ритуальный бебут самих Османов – в крови армянского убийцы на могилу своего учителя, старого Ахмета, и произносит молитву об отмщении.
Перестук колёс отдавался в сердечнике ножа. Старинный клинок затаился в ножнах, пытаясь уловить в беспокойном пульсе убийцы время, когда он вновь выйдет на охоту. В купе ныл неясный звук, как будто ветер трогал натянутую тетиву. В прорезь между неплотно задёрнутыми занавесками заглядывал не желавший отставать от поезда любопытный и изогнутый, как турецкий клинок, молодой месяц. В его мертвенно-бледном свете внутри рубина тлел кровавый уголёк, зловеще мерцали драгоценные камни, заряжаясь лунной энергией, чтобы когда-нибудь снова заставить кого-то волноваться в предвкушении, вытаскивая кинжал из ножен, и, вонзив его в человеческую плоть, услышать, как бьётся на стальном острие чьё-то сердце.
«Слышащий сердце» должен вернуться…»
Жанна положила на кофейный столик последний листок рукописи и замолчала, глядя на угасающую игру пламени в камине. В гостиной повисла тишина. Было лишь слышно, как потрескивают, постанывая, догорающие дрова. Надломившись, они с тихим хрустом опали и превратились в горку багровых углей, которые некоторое время переливались мягким рубиновым светом. Внезапно в порыве агонии в дымоход полетел сноп ярких искр. Вспышка выхватила из темноты двух мужчин, сидевших напротив Жанны.
Евгений, не говоря ни слова, встал с кресла и подошёл к корзинке с поленьями. Он выбрал пару чурок потоньше, чтобы они быстрее загорелись, положил их в топку и молча вернулся на своё место. Олег Генрихович откинулся на спинку мягкого дивана и в задумчивости крутил бокал с коньяком, иногда рассматривая напиток в отблесках пламени. Несмотря на то что была середина августа, Олег Генрихович настоял на том, чтобы разожгли камин для большего, как он выразился, литературного антуража.