Постояльцы поужинали и разбрелись на ночлег, а Хорх все не мог оторвать глаз от выступающих. Когда музыканты отложили инструменты и взялись за ужин, Хорх поинтересовался у старшего из них: «Мастер, а нельзя ли попробовать взять пару нот на гайторне?» Тот утвердительно махнул косматой головой и произнес что-то типа: «Валяй!» или «Давай!», почти не открывая набитого мясом рта. Хорх повесил гайторну на шею, подтянул ремень и сходу выдал полностью, без ошибки, только что услышанную сольную партию.
В таверне воцарилась гробовая тишина. Мастер с усилием протолкнул в горло застрявший кусок, так что кадык рванул верхнюю пуговицу на рубахе, и завороженно уставился на Хорха.
– Парень, да ты чего? Да не-е… Да как это? О боги, я написал эту музыку только сегодня утром и сам смог ее исполнить только на третий или четвертый раз! Кто твой Мастер?
– Вон он, – Хорх указал рукой на мирно дремлющего за соседним столиком Старейшину скотоводов.
– А кто научил тебя так играть?
Хорх для приличия сделал вид, что смущен, хотя данное чувство ему было не только не свойственно, но и чуждо, и правдиво ответил:
– Да никто, я в первый раз попробовал, я раньше и музыки-то не слыхал…
– Дела.
Мастер насвистел замысловатую мелодию и попросил повторить на гайторне. Хорх безукоризненно исполнил ее. Музыканты окружили Хорха и стали беспардонно разглядывать его, как какого-нибудь двухголового щенка с ярмарки, а Огонек (так мысленно Хорх окрестил юного толстячка) даже зачем-то стал трогать его за нос и щеки, подозрительно заглядывая в глаза. В общем, Хорх пришелся по душе всей честной компании, так же как и компания пришлась по душе ему.
Юный оборотень вспомнил слова матери: «Занимайся тем, что тебе покажется Твоим Делом». Он понял, что это Его Дело, и растолкал Старейшину, который спросонок стал пялиться на него огромными непонимающими глазами и разглаживать бороду, обильно украшенную крошками со стола.
Старейшина, хотя и привязался к приемышу, неволить его не стал. В Книге Клана он напротив имени Хорха нарисовал стрелочку и сделал запись: «музыкант», вежливо поинтересовался у Мастера Музыки, как его зовут и куда они держат путь, набил дорожную сумку Хорха гостинцами и, пожелав всем удачи, направился к выходу из таверны. Никто не видел, как на выходе, прикрываясь тыльной стороной ладони от рассветных лучей, он смахнул со щеки вырвавшуюся из сердца слезу.