Ее губы были мокрыми и холодными, как, наверное, и мои. Но тепло ее языка поприветствовало меня жаркими объятиями, и я прильнул к ней со вздохом, который непременно бы меня опозорил, если бы она не вторила ему своим собственным.
Джорджия
Мы с Моисеем наблюдали, как мои родители проводят сеанс иппотерапии с небольшой группой наркоманов из реабилитационного центра Ричфилда, находившегося в часе езды южнее Левана. Раз в две недели к нашему дому подъезжал фургон с молодежью – детьми моего возраста и чуть постарше, – и на протяжении двух часов родители позволяли им общаться с лошадьми в круглом загоне, проводя череду различных упражнений, чтобы они разобрались в собственной жизни.
Я помогала на сеансах с детьми, страдающими аутизмом и катавшимися на лошадях для физической реабилитации, но, если клиенты были моими ровесниками или старше, родители запрещали мне участвовать или даже работать с лошадьми. Поэтому я пошла к Кэтлин, зная, что Моисей должен был уже закончить чинить забор, и заманила его на задний двор при помощи колы и двух кусочков пирога с лимонной меренгой, которым радостно поделилась его прабабушка. Я ей нравилась, и она всеми силами помогала мне, когда Моисей делал вид, что не хочет ни моей компании, ни пирога, хотя мы обе прекрасно знали, что это не так.
С нашего места на лужайке не было слышно, что говорили родители, но зато с нее открывался хороший вид. Мы находились достаточно далеко, чтобы не привлекать их внимание, и при этом могли наблюдать, как проходит терапия. Будучи по натуре любопытной, я пыталась понять, какие дети еще приедут, а какие закончили девяностодневную программу или добились желаемого результата раньше времени. Я мысленно запоминала тех, кто выглядел несчастно, и тех, кто делал успехи.
– Как они называются? У разных окрасов разные названия, верно? – внезапно поинтересовался Моисей, глядя на лошадей в загоне.
Он держал в руках кисть, словно прихватил ее по привычке, и крутил между пальцев, как барабанщики рок-групп палочки.
– У них полно мастей и окрасов! В смысле, ясное дело, что все они лошади, но у каждой смеси свое название. – Я показала на каштанового жеребца в углу. – Видишь его? Мерла? Он бурый, а Сакетт – соловой масти. Долли гнедая, а Лакки – вороной.
– Вороной?
– Да. Он полностью черный, – ответила я, и глазом не моргнув.