Лето подходило к концу, но всё ещё было жарко.
– Смотри, Валя, что это? – спросила я, оглядываюсь степную даль.
– Где?
– Да вон там, далеко,– я ткнула пальцем в степной горизонт.– Это что, облака так низко? Да нет же, посмотри, Валя!
Это пыль почему-то катится по степи, почти до неба достаёт! А впереди неё бегут чёрные точки.
Сестра сощурила глаза, вглядываясь в направлении, куда указывала моя рука. За окном мы услышали сначала тихий рокочущий гул. Теперь он нарастал, приближаясь.
– Валька, смотри, это танки! только какие-то странные, тупорылые и серые.
– Немцы! – крикнула Валя, рванув к нашему окну. – Мама, мама! Немецкие танки! Уже близко!
Мама и Валя заметались по комнате, не знаю, за что хвататься.
Вдруг мама замерла, измерив Валю взглядом с ног до головы, резко наклонилась и дернула вверх за кольцо крышку погреба.
– Быстро вниз, Валентина!
– Сидеть! – крикнула мама тонким, совершенно не свойственным ей голосом, – Сидеть и не шевелиться! Захочешь пить, там компот в бидоне стынет.
А через час-полтора по ступенькам нашего крыльца тяжело застучали армейские шнурованные ботинки, и дверь в комнату распахнулась. На пороге стояли два немецких солдата. Оба не высокие, но крепкие, один с белесыми волосами и бровями, другой рыжий. У рыжего пилотка съехала на затылок, рукава засучены до локтей.
– Матка, курка, яйка! – зычно скомандовал белесый, подступая к маме.
Она шагнула ему навстречу, ставь посреди половика, и, сделав удивлённое лицо, развела руки ладонями вверх, и прижав локти к бокам, как бы говоря этим жестом: "Ну вот, видишь, нету, пусто", – и свой жест подкрепила словами:
– Какие яйца у нас, кур-то нет, не держим. Вон посмотрите сами в сарае! – она кивнула на дверь.
Рыжий тем временем бочком продвигался к печному заколабку, задернутому цветной занавеской. Он протянул к глиняному горшку с мёдом руки, схватил его, но поднять не смог, только потащил его ближе к краю, чтобы взглянуть внутрь, а потом быстро сунул палец в то, что увидел в почти полном горшке. Посмотрел на палец, лизнул: "Мооод!" – и тщательно облизал палец.
На юге быстро темнеет. За наглухо закрытым теперь окном сгустилась чернота южной ночи.
Валя всё ещё сидела в подвале. Мне было её жалко: я бы не выдержала столько в темноте – мало ли кто там под полом. Мама тоже не спала: она сидела за столом, уронив голову на руки. Вдруг снаружи мы услышали шорох. Все напряглись. И тут кто-то стал тихонько постукивать в окно.