«Фенуик» превращался в сказку, витрины там оформляли распрекрасно, и повсюду звучала традиционная музыка. А пробираясь к
Xmas-Деду, можно было понюхать одеколон и посмотреть на аккуратно сложенные шерстяные шарфы. Да и сам
Xmas-Дед был настоящим, не то что кандидат от Либеральной партии, под бородой которого скрывалось больное горло.
Поэтому в результате семейного обсуждения мы приняли решение отправиться в «Фенуик», пусть ради этого нам придется проехать тридцать миль, долго стоять в очереди и, возможно, вытерпеть различные спонтанные выходки мамы.
На что мы не рассчитывали, так это на то, что мама заедет на улицу, где мы раньше жили, и припаркуется прямо напротив ворот в форме арки нашего прежнего дома. Но именно так она и поступила. И мы увидели елку на привычном месте в великолепном эркерном окне.
Мама заглушила двигатель, и, понимая, что мы здесь задержимся на какое-то время, я позволила себе посмотреть на крышу, где Xmas-Дед, видимо, припарковал свои сани, прямо над моей комнатой – моей бывшей комнатой, – три года назад. И, хотя это и было очень глупо, я попыталась снова пережить этот момент. Когда я только услышала сани Xmas-Деда, я установила для себя правило не вспоминать об этом событии слишком часто, чтобы чувство не притупилось, но в тот вечер, глядя вверх, я поняла, что чувство слишком притупилось.
– Помните, как вы здесь жили? – спросила мама, выдыхая дым сквозь ноздри.
Впервые в жизни мне захотелось ответить саркастически, но вместо этого я сказала «да, а ты?», и она все равно решила, что это саркастический ответ, и осуждающе на меня посмотрела.
– Давайте же зайдем к миссис Вандербас, – сказала сестра.
– И Миллуордам, – добавила я.
Но маме не хватило духу. Она была недостаточно счастлива, и они бы увидели, что сейчас она куда менее счастлива. Что сейчас она уже не та женщина, какой была, когда мы жили здесь в окружении приятных людей. Городских жителей, которые и сами все не без греха и не так сильно придираются к другим.
И миссис Вандербас, будучи голландкой, сказала бы без страха и упрека: «Элииизабет, что же ты с собой сделала, ты такая худая, такая измученная, о боже, тебе нужно выбираться из этой ужасной деревни». И так далее, а симпатичные Миллуорды сказали бы: «Ты великолепно выглядишь, деревенский воздух явно пошел тебе на пользу», и это было бы еще хуже.