Хрустальная слеза - страница 4

Шрифт
Интервал


– Я? Избежать? Ты-то точно знаешь, что до тебя у меня не было никакого опыта… – в полной растерянности еле слышно произнесла она.

– Знаю. И только поэтому я с тобой… – хотел сказать «…задержался дольше, чем с другими», но сдержался, видно «его совесть» выползла из-под пятки и притормозила его.

От автора:

У таких «Викторов» их совесть, если она вообще есть, где-то там, на уровне плинтуса. Внизу. А от плинтуса до маковки – ЭГО. В переводе с латинского «эго» – это Я. Эго – как губка впитывает все прихоти и желания, от которых «такие Викторы» отказаться не могут. Да и не хотят.

Виктор продолжил:

– Я НЕ ГОТОВ. И готовиться тоже НЕ ГОТОВ. Но я могу тебе помочь, у меня мама гинеколог.

Вика, смотрела на него своими синими глазами и не понимала. «Он предлагает убить ребёнка…»

– Нет!

– Ну, если ты не согласна, тогда с этой минуты мы с тобой чужие, я тебя не знаю, и твои проблемы разделять с тобой не желаю. Всё. До свидания. А точнее – ПРОЩАЙ.

И ушёл…Покатился, как звенящий шар, в пустоте своей фальшивой сути.

Будучи ничтожеством, Виктор не вызывал подозрения за ширмой фальшивых улыбок и реверансов. Взросший в атмосфере превосходства и избалованности, он считал себя наградой для всего окружения.

Кто он? Виктор Каперин?

Деньги – у папы, подарки – у мамы. Сам он – своими силами, своими знаниями, своими стремлениями – ничего не приобрёл.

Папины и мамины «подстилки» помогали Виктору во всех его жизненных ситуациях. В учёбе, в ухаживании за дамами, во всех его свобододействиях. Он жонглировал всем тем, что ему было доступно, и без особых усилий притягивал внимание своими пустыми бездушными трюками.

Виктория почувствовала сильный спазм в голове. Это её отвлекло. Придя в себя, она донесла своё тело до кровати и легла. Глядя в потолок и не двигаясь, она пролежала пять часов. Мысли стали пробуждать её: «Как же она не смогла распознать притворство Виктора? Его лживость и бездушие он прятал в дешевых проявлениях – от милой, хорошей Вики, Викулечки до… ПРОЩАЙ. Цветы, конфеты, признания… Это был обман…

Как же всё отвратно…

А что теперь мне делать с этой раздирающей, невыносимой болью?

Теперь только мама! Мамочка меня поймёт. Она мне скажет, подскажет и поддержит».

И через сорок минут Вика неслась в электричке в Павловский Посад.

Боль и страдания со скоростью электрички и отбивающим стуком колёс врезались в плотные слои неокрепшего понимания восемнадцатилетней девочки, столкнувшейся с цинизмом и предательством. Стихия жизненного урагана внезапно и безжалостно ворвалась в юность Вики, разрушив её замки любви, верности и надежды. Она чувствовала себя камнем, падающим в бездну, падающим в безысходность.