Танцы на сломанных ногах - страница 3

У бабы Фимы был поклонник. Поклонник был немец, но баба Фима этому не верила и считала его финном. Его немецкий казался ей финским или, упаси господи, финно-угорским. Тут с бабой Фимой было не поспорить, потому что она была полиглот. И в плане языков (много знала, все почти языки народов мира), и в плане чего покушать. Могла под песню, под пляски, после бани, с мочеными яблоками и брусникой жареного барашка изысканнейшим образом слопать. Конечно, если в гостях кто или просто на огонек зашел, то тогда барашков было несколько. Не последний же кусок отдавать. Неприлично это.

Так вот, поклонник этот, не то немец, не то финн, что-то там продавал, доставал, выменивал. Сначала, говорили, он менял Рейн на Скалбу, потом «Мерседес» на «Таврию», потом торговал китайскими пищевыми добавками, думая, что это корм для осетровых рыб, потом торговал самоцветами с Марса, потом менял иностранных агентов друг на друга, потом отправлял людей в космос, за что, по прибытии ими на землю, был сильно ими же и бит. Попал в больницу и понял, что он врач. И все ему подвластно. И стал он приборы разные закупать и людей врачевать.

В целом он был мужчина осанистый, видный, где-то блондин, с голубыми глазами и приятным подшерстком по всему телу цвета бурелома. На эти-то вещи у бабы Фимы всегда была чувствительность. К нам в деревню Ядогрибово он попал, когда детали для аппарата МРТ в наших лесах изыскивал. А что не изыскать, раз военные базы рядом. А в это время баба Фима рок-дайвингом занималась, то есть со скалы прыгала. Иногда в озерцо, иногда мимо. Как ей больше нравилось, так и прыгала. Увидев эти спортивные экзерсисы, Ганс (мы потом узнали, как его зовут) замер, к земле припав. Он сперва решил, что началось извержение вулкана. Глупый все-таки немец человек. Ну, какие вулканы в Ядогрибово? Если только совсем чуть-чуть.

Баллов, может, в 7–8. Иногда, конечно, бывает и 12. Но редко, не чаще раза в год. Потом-то уж Ганс разобрался, в чем дело, когда бабу Фиму вблизи увидал. Он когда ее увидал, решил, что умом тронулся, и она есть его галлюцинация по имени Геката. Но баба Фима его разубедила своей мягкосердечностью, женственностью и небывалым разворотом левого плеча. Он ей сказал «спасибо», поклонился и так стал ее поклонником. И всякий раз, когда баба Фима на него свою руку клала (выделяла, значит), он кланялся. Злые языки, конечно, говорили, сгибался. Нет в людях великодушия, деликатности нет.