— Баба, кстати, тоже ни разу не русский, он курш[3], просто
здорово обрусел и говорит уже как мы с тобой. А вот этого любителя
закуски зовут Невер.
[3] Курши —
западнобалтская народность, давшая название Курляндии.
Круглоголовый пояснил всё с тем же
диким акцентом:
— Этто поттому, што меня здесь
зовут Фома, хотя на самом деле я Томас.
— Этого Фому неверующего занесло к нам откуда-то с Рейна.
Как и Герхарда, кстати. Поэтому они вдвоём периодически устраивают
земляческие посиделки, которые всегда заканчиваются
одинаково — они набираются до бровей и на всю улицу горланят
«Loreley»[4]. С Герхардом, кстати, цапаться не рекомендую, ты ему
на один удар. Он четверть века в наёмниках оттарабанил и живым
остался, что как бы внушает. Потому и вышибал не держит, что ему
они без надобности.
[4] Loreley
(«Русалка») — старинная немецкая песня. Написана в честь
одноимённой овеянной романтическими легендами скалы на восточном
берегу Рейна, близ городка Санкт-Гоарсхаузен.
Неприметный вздохнул и завершил:
— И вот с этой всей нерусью я и
таскаюсь уже пятый год. Меня люди зовут Стригой, потому что я
длинных волос не люблю, — и он провёл ладонью по короткому
ёжику.
Потом невесело вздохнул —
всё-таки его, похоже, повело от пива, и добавил:
— А больше тебе и не надо ничего
про меня знать. Лучше спать будешь. Разве что про Дар — как
наниматель имеешь право. У нас с Невером Дар одинаков —
Скорость, у меня, разве что, прокачан на уровень выше, пятый против
четвёртого. Мы потому и сидели поодаль, что знали: если что —
за един миг у твоего стола окажемся.
Антипа скептически посмотрел на
атамана. Наниматель был готов побиться об заклад, что Стрига не
открыл ему и трети своих способностей. А тот меж тем продолжал:
— У Бабы дар — обманка. Его
с виду соплёй перешибёшь, а на деле Силой его наградили. Четвёртый
уровень — почти полуторная от обычного человека.
Антипа перевёл взгляд на Бабу. Тот,
весело подмигнув, кивнул и, цапнув кованную вилку, вдруг принялся
откручивать один из зубцов. Не отламывать, а именно откручивать.
Пальцами. Открутил, откинулся назад и принялся в зубах добычей
ковыряться.
— Ну а у Яка, — продолжал
меж тем Стрига, — меткость четвёртого уровня. На него
посмотришь — ну прям каждый день в ближнем бою бердышом машет,
а на деле он в бой и не лезет никогда — стоит поодаль с луком,
да аккуратненько народ на тот свет споваживает. Он потому под твой
засапожник и подставился. Бабу ты бы так не поймал, не говоря уже
про нас.