Оставшись один, Ларошфуко еще
некоторое время отбивался, но, у одного против шестерых, у него не
было шансов. Его сбили с ног и долго с остервенелой яростью
забивали сапогами. Через некоторое время палачи, видимо, устали от
этой возни, но жертва еще дышала, и горячие сердца их требовали
продолжения. Тогда де Шеврез снял со стены факел, очевидно,
собираясь поджечь на Ларошфуко одежду. Ему хотелось поглядеть, как
знаменитый вражеский генерал будет корчиться на земле и выть от
боли.
Однако, к его глубокому
разочарованию, затее этой не суждено было осуществиться. На пороге
казарм неожиданно возник шевалье д’Англере. Его появление было
встречено с энтузиазмом и заставило де Шевреза ненадолго отвлечься
от своих занятий. Однако, судя по всему, он тот не разделял радости
собравшихся. Что-то язвительно бросив герцогу, шевалье отодвинул
плечом одного из расшалившихся юнцов и подошел к лежащему на земле
Ларошфуко. Затем достал кинжал и быстрым четким движением перерезал
ему горло. Кровь полилась на каменные плиты. «Шутники» обиженно
взвыли, лишившись полюбившейся игрушки, но Ларошфуко этого уже не
слышал. Все было кончено.
Король Наваррский и принц Конде
наконец нашли в себе силы отвести взгляды от окна и одновременно
посмотрели друг на друга. Лица их были одинаково серыми.
Оба помнили предостережения генерала.
Дитя религиозных войн, Генрих видел смерть неоднократно, но
страшная гибель этого храброго преданного человека на потеху кучке
спятивших юнцов, его потрясла.
Между тем в коридоре со всех сторон
слышались пьяные выкрики и смех. Время от времени во дворе
появлялись гугеноты, наивно надеявшиеся найти у регулярных частей
короля спасение от царящего во дворце хаоса. Многие из них были
ранены. Дежурные гвардейцы методично отлавливали и добивали
обезумевших людей, еще не верящих в свой конец.
Генрих поймал себя на том, что сидит
на полу, зажав руками уши. Он заставил себя подняться, цепляясь за
стену, и огляделся. Конде по-прежнему стоял у окна и, не отрываясь,
смотрел на улицу.
– Лучше не смотри, – посоветовал
Генрих, и хриплый звук собственного голоса показался ему
незнакомым.
Конде резко развернулся на каблуках.
Его лицо было искажено болью и ненавистью. Переполнявшие его
чувства требовали выхода.
– Это ты виноват, – произнес он тихо,
затем уже громче, срываясь на яростный крик, повторил, – это ты
виноват! Тебя предупреждали, но ты же не послушал! Что тебе чужие
советы, ты ведь король! А теперь они мертвы, а ты продолжаешь
коптить небо! Чего ты там хотел?! Мира?! Вот он, твой мир! Посмотри
на него! Полюбуйся! Что же ты отворачиваешься?!