- Ты что? Это же так круто! Ты бы себя видел! Я так завидую!
- Нечему завидовать! - отрезал Дарий и стал спускаться вниз.
Кухню он нашел по запаху. В последнее время Дарий стал замечать,
что запахи чувствуются как-то иначе. Острее, многослойнее и
разнообразнее. Он подумал, что это от оборотничества. Что еще в нем
изменится? Был бы жив отец, он бы, наверное, все рассказал. В
просторной кухне у очага хлопотала Мира, аккуратно вынимая из печи
котелок с мясной кашей.
Кузнец с младшим сыном уже поджидал за столом, алчно облизываясь
в сторону исходящего паром котелка. Сзади догонял Ольд. Дарий
сполоснул руки в специально для этого стаявшей у входа чашке, вытер
рушником и поклонился по очереди хозяйке и хозяину дома. После чего
занял указанное кузнецом место за столом. Мира, удивленная таким
поведением молодого человека, взялась раскладывать кашу по глиняным
тарелкам, искоса рассматривая своего нового жильца. Ей было
интересно смотреть на оборотня, но она боялась обидеть мальчика
откровенным любопытством.
Когда тарелки были расставлены на столе, кузнец попросил гостя
произнести трапезную молитву. Дарий чувствовал, что это тоже
какая-то проверка, словно людям необходимо убедиться в том, что
оборотень молится светлым богам, а не воплощению тьмы Радуну. Лучше
всего для него было помолиться Единому, богу богов, ведь так
положено. Но Дарий не смог. Он вознес молитву Дилаю, богу грозы.
Она звучала стандартно, но даже кузнец Камиль вздрогнул от
печального вопроса, сквозившего в том, как мальчик читал
восхваление. Словно он спрашивал в душе Громовержца: "За что?
Почему я?" После молитвы ели молча. Каждый думал о своем, и никто
не решался прервать раздумья другого. Даже дети притихли, ощутив
напряженную ауру вокруг поглощавших кашу взрослых.
Наконец Камиль отложил ложку, собрал остатки каши с тарелки
куском домашней лепешки и посмотрел на так же переставшего есть
Дария.
- Ну, рассказывай.
- Что рассказывать? - нахмурился парень.
- О себе, что же еще? Расскажи свою историю.
- Нечего рассказывать, - буркнул Дарий, отворачиваясь от
кузнеца.
- Не скажешь, значит?
- Нет.
- Что же, - вздохнул Камиль. - Пытать не стану. Подожду, когда
сам захочешь рассказать.
Дарий промолчал. Над столом вновь повисла тишина. Он просто не
мог заставить себя рассказать этим, пусть и добрым, но все же чужим
людям свою историю. Воспоминания так и кружились, выбивая почву у
него из под ног, но произнести их вслух? Это было нечестно,
невозможно. Картины прошлого стояли перед глазами, словно все
произошло только вчера. Усталое и бесконечно доброе лицо отца, его
рука, сжавшая плечо и маги, терпеливо ожидавшие его у двери... А
потом приехал имперский гонец. А за ним, тяжело скрипя колесами,
двигалась телега, на которой лежало тело отца. Изломанное,
изрезанное, мертвое. Дарий даже представить себе не мог, что с ним
могло произойти, кто мог оставить такие ужасные раны.