– Инга! – ответил он ей в тон.
– Здесь тебе не Оксфорд!
– Вот уж точно. Хоть один нормальный человек должен быть в этом бардаке, если уж ты переметнулась на темную сторону.
Хотя, надо признать, выглядит Инга в новом наряде отлично. Макс привык видеть ее в деловых костюмах, в вечерних платьях, видел в одежде для отдыха, но такой же, как сама Инга, – спокойной, сдержанно-элегантной. У нее был тот стиль, который Амлинский весьма и весьма ценил и сам. А тут! Ужасная майка с непритязательной девичьей рожей и надписью «Kiss me», джинсы не лучшего разряда, кроссовки… ну ладно, кроссовки фирменные, замнем. И эта ужасная бейсболка, козырек которой почему-то чрезвычайно Макса раздражал. На фоне аэропортовской суеты Инга смотрелась своей, а в глазах Макса стала чужой.
Чужие приходят внезапно.
Но Инга была весьма привлекательная чужая – джинсы и футболка обтягивали где надо, а июньская жара, внезапно навалившаяся на Москву тяжелым душным брюхом, не оставляла места для маневра в виде мешковатой куртки, которую Инга зачем-то прихватила с собой в самолет. Куртка цвета «юный баклажан» тоже была не из привычного мира, зато прекрасно подошла бы девице напротив – полной, неопрятной, читающей замусоленную книжку. Макс не стал смотреть на девицу дольше пары секунд. В своей жизни он старался по максимуму избегать неэстетичных переживаний.
– Ты сам одобрил эту идею, – сказала Инга и принялась покачивать ногой. – Поздно, Максим Эдуардович. Скоро пойдем на посадку.
– Я умер и попал в ад, – буркнул Макс и, отвернувшись, посмотрел в айпад. Там была открыта рабочая почта. Тринадцать неотвеченных писем. Все, все не к добру.
Вокруг стоял гвалт, тоже непривычный после ВИП-зоны, куда Макс хотел было свернуть, но Инга немедленно завернула его куда нужно. Вокруг были… люди. Вот как они, оказывается, выглядят. Рабочие и крестьяне, сплошной пролетариат. И он, Макс, сейчас тоже как бы относится к этому пролетариату. Ах, судьба-злодейка!
Он бы напел какую-нибудь трагическую арию о бренности бытия и жестокости мироздания, если бы не был начисто лишен музыкального слуха. В оперу сходить – это легко, повторить хотя бы одну ноту – чрезвычайно трудно. Должны же и у него быть недостатки?..
– Мне принести кофе? – спросила Инга.
– Принеси.
Она ушла и вернулась с двумя пластиковыми стаканчиками, похожими на рахитичные наперстки. В них плескалась неопознаваемая бурда.