На мгновение свет исчез, тьма перед глазами, боль ударила в левый висок. Очнулся – лежу на спине, а неведомая заслонила собой небеса и свет дня. Только лицо её надо мной. В самые глаза смотрит.
– Кто ты? – прохрипел я.
– Своё имя назови, – без улыбки сказала она.
– Олесь, – выдохнул я ей.
– Глаза закрой.
Я закрыл, они сами закрылись. Холодные ладони коснулись моего лба и плеча.
– Меня Весенией называй. И в полдень косить больше не ходи.
Открыл глаза, а её уже не было. Убежала. Голова не болела, а волосы мокрые, как из речки.
В тот момент я твёрдо решил жениться.
Вернувшись к дому, зашёл за тын и поставил косу, сестрица сидела на крыльце с корзиной грибов, снимала с них липкую шкурку и недобро глянула на меня.
– Чем я тебе сегодня не угодил, Алёна Богдановна?
– Да не знаю, братец. Глядим мы с матерью: все косцы домой возвращаются, одного нашего не видать. Куда это он подевался? Полудница, поди, его по голове шарахнула.
– Ты свои страшилки Живулечке рассказывай, а за меня не волнуйся, я мужчина. Ты скоро замуж выйдешь, с Селемиром так же будешь разговаривать?
– Что-то не вижу я, что замуж скоро выйду, или мой сундук для приданого готов уже? Или я так хороша, что меня без него возьмут?
Мы с сестрой сердито посмотрели друг на друга одинаковыми серыми отцовскими глазами. Это было единственное наше сходство. В остальном я был высок, а она не доставала мне и до плеча, у меня волосы светлые – у неё алые, потому и назвали её Алёна, а когда помладше была, отец её искоркой называл. Видно было сестру среди прочих девок издалека, с её рыжей косой. И сама по себе она как огонь, а я в сравнении с ней что сухарь. Вот и теперь я молча прошёл в дом.
Запахло печным дымом, от которого защипало глаза, в дальнем углу, у жаркой печи, на скамье сидела мать, она подняла на меня глаза. Отсветы прыгали по камням и золотили лицо и выбившуюся из-под повоя прядь.
– Вернулся.
Я подошёл к ней и склонил лицо к её ладоням. От матери всегда пахло хлебной закваской и душистыми травами.
– Отчего задержался?
– Не волнуйся, ничего со мной не случится.
– Ты один у нас, – тихо напомнила мать и посмотрела так долго, словно что-то новое во мне увидела.
– Иди умойся. Отец сейчас придёт.
Я вышел на двор, зачерпнул воды из бадьи, обтёр солёное лицо, а думал о девушке. На что не люблю этих девиц: намажутся ягодами, да только хохочут и ждут, что парни, как мухи, слетятся. А эта хоть бы волосы прибрала, нехорошо девке без венчика. Может, род бедный, или вовсе сирота она? Да селение за рекой хорошее, крепкое, уж не оставили б в беде.