Орнамент. Стихи 1978—2020 гг. - страница 3

Шрифт
Интервал


ни в парках, ни в магазинах, ни в банке, ни на пляже…
везде там, где мы будем спокойно беспокоиться за детей,
допоздна работать, планировать отдых, торговаться на рынке,
спешить и опаздывать, выздоравливать и отчаиваться…
под надежным куполом, в тени неодолимой скалы
из резервистов и срочников,
которые и впредь будут накрывать нас крылом своего мужества.
– Эй, дедок, ты где? Это шоссе, это тебе не забор сторожить, —
с ухмылкой отмахивается он, подрезав меня на своем мотоцикле.

«Проснуться и…»

Проснуться и,
не открывая глаз,
знать, что еще темно,
раз одинокий соловей
поет тебе в окно.
Он далеко, он у моста,
его блаженный глас
под небеса пролит.
А он с соседнего куста
творит и мост и небеса,
и горизонт творит.
И лучше глаз не открывать,
себе свободу даровать,
услышать эха вертикаль.
И снова необъятна даль
и первозданна нагота
шоссе, кустов, моста.

Каникулы

Духовитый настой венских стульев и пыльных гардин,
Он тебя заведет в лабиринт полустертых отметин,
Запустеньем наполнен наследства грибной габардин
непошитых пальто, не распетых в два голоса сплетен.
Поманит заоконная даль конопатою бойкой жарой,
Дразнит плеск у моста и песок на открытой странице.
Жми по центру, Санёк, захлебнись беззаботной игрой.
Твой доверчивый август в зените все длится, и длится.

«Со дна бокала пузырьки…»

Со дна бокала пузырьки
стремятся вверх по росту
или, точнее, по величине.
Вот крупные, зажав свои мирки,
всплывают на поверхность и с погоста
ее оказываются вовне.
А мелкие несут свой хмель в виски,
сливаются под черепной коростой
и образуют пустоту во мне.
Так двух пустот тиски
удерживают в равновесьи тело – остов,
их обе разделяющий вполне.

«Здесь, в старом шапито…»

Здесь, в старом шапито
в знакомом провинциальном захолустье
три дня скрываемся семьею
у циркачей заезжих.
В теплой шали жена
испугана, забита.
Сын беззаботен, как обычно.
А я насторожен и взвинчен,
при лошадях с охапкой сена.
За поворотом коридора
тяжелый занавес арены.
Проходит мимо клоун с рожей.
Ни подозренья, ни укора
не выражает он, похоже,
а все ж тревога нарастает.

Лопухи

Мама печет пироги,
Пахнет ванилью и сдобой.
И, примостившись удобней,
Прячу свои синяки.
Возле жестяной духовки
Мама гусиным крылом
Мажет листы и сноровка
Кажется мне колдовством.
Все отчужденно, как будто
Я ни при чем здесь ни капли.
Летом безмолвьем обуто,
Кухня – лишь сцена в спектакле.